– Конечно, – подхватывал он, – вот я хороший архитектор, потому что я сам не рисую, но знаю, что хорошо, что плохо. И не вздумайте со мной спорить.

Я с ним не спорил. Он возможно был таки неплохим архитектором, но это, к сожалению, ни в чем не проявлялось.

С нашим главным инженером мастерской у нас были дружеские отношения, которые даже не могли пошатнуть наши разногласия насчет фундаментов в рамах. К юбилею института мы подготовили большие карикатуры. На одной из них Иван Николаевич был изображен окруженным буренками с зонтиками – это была его рекомендация по экономичному коровнику, которую он дал в ЦК КПУ, за что директор получил выговор. После этого он перестал со мной разговаривать. Сидел в углу и бурчал:

– Вот зачем вам нужен главный инженер – коровам хвосты крутить.

Когда я подошел к нему с новой идеей блоков для сводов он встретил меня мрачно. Но когда разобрался в моих рисунках, сказал:

– Так, Саша! Вы никому это не показывали? Точно? Очень хорошо. Мы оформляем заявку на изобретение. Я даже согласен быть вашим соавтором. Так и запишем – авторы такой то и такой то. Моя фамилия пойдет первой, так как по алфавиту я впереди. И никому ни слова.

Оказывается не одни только архитекторы рвутся в авторы. Наша дружба была восстановлена. Но через некоторое время произошел казус. Наш институт размещался в трех помещениях: основное – в Софиевском подворье, и два дополнительных на улице Ленина и на улице Чекистов. И ходили бесконечные курьеры и просто сотрудники из одного отделения в другое. Особенно этим увлекались наши дамы. Они категорически требовали, чтобы их посылали после обеда. Естественно, что они это требовали, как они объясняли, не потому, что эти походы можно было совместить с посещением магазинов и что на работу уже можно было не возвращаться, а потому, что первая половина дня более приспособлена для творчества.

Иногда, когда проекты были громоздкими, Советы проводились в наших отделениях, чтобы избежать перевозки подрамников. И вот однажды сообщили, что Совет пройдет на улице Ленина. На него отправились Иван Николаевич и Фима. Совет как правило назначался на два часа. Иван Николаевич не знал об этом, и предварительно хорошо побулькал в углу своим фирменным напитком из барбариса. Вышли они с Фимой рано. Иван Николаевич был в приподнятом настроении и предложил пройтись по Владимирской пешком. Была чудесная весенняя погода. Проходили они мимо здания КГБ. Иван Николаевич слегка пошатывался, и поэтому Фима вел его под руку. Перед ними шла дама с очень пышными формами, заманчиво играющими при походке. Это привлекло внимание Ивана Николаевича. Он сообщил Фиме.

– Смотрите, какая прелесть, прямо два арбуза. Был бы я помоложе, я бы такого шанса не упустил. Вы не хотите попробовать познакомиться с ней поближе?

– Иван Николаевич, что за страсти? Именно в вашем возрасте и в вашем положении я вел бы себя приличнее. Смотрите мимо какого здания мы идем.

– Вот это? КГБ? А я еще помню, как здесь была городская управа, – сказал Иван Николаевич. – А теперь вот, – и он вдруг громко запел, – Цыганка с картами, дорога дальняя, дорога дальняя, казенный дом, быть может старая тюрьма центральная…

Фима перепугался и, воскликнув зловещим шепотом «Да замолчите вы!», отошел в сторону. И в этот момент Иван Николаевич, освободившись от Фимы, рванул вперед, подбежал к пышной даме, пробормотал «Мы кажется где то встречались» и обнял рукой объект своих мечтаний – роскошные бедра. Дама завизжала, и в такой диспозиции они пробежали метров десять до угла Прорезной, где оказался милиционер. Вокруг собралась масса свидетелей. Фима что то выкрикивал, что Иван Николаевич не виноват, так как эта дама очень похожа сзади на его супругу (кстати тощую, как селедка), и что это он просто пошутил.