Выслушав мой отчет о поездке, он объявил меня талантом, которому грех романов не писать; Казакевич же заметил, что «талант» мой, думается ему, не в том, что я рассказываю, а в том, о чем умалчиваю, и что коли уж писать, то короткие повести, не требующие счастливых концов. <…>

Да, все мы знали, что Тарасенков тяжело болен, обречен; но знали об этом давно, с этой мыслью как бы свыклись, и внезапная весть о его внезапной смерти ошеломила.

Только что, утром того же дня, я получила от него полушутливое полупечальное письмецо из Узкого; оно было еще живое, в нем говорилось о сегодняшнем и завтрашнем, оно ждало ответа, и достоверность этого, бегло и буднично заполненного листка, который я вертела в руках, обнадеживала, казалась опровержением нематериальности слухов.

Позвонить Маше? Спросить? Но – как спрашивать о таком? Я позвонила Казакевичу. "Эммануил Генрихович, правда ли…" – "О Тарасенкове? Увы, правда. Похороны тогда то там то. Маша с сыном поехали его навестить, ни о чем не подозревая, и уже не застали его в живых. Администраторы санатория позволили себе предъявить им претензии – как это они, очевидно в сговоре с врачами, – направили в Узкое столь безнадежного больного. Ну не п подлецы ли?

Пауза, и:

– Ах, Ариадна Сергеевна, если бы вы знали, как он не хотел умирать "» .

Из Узкого он написал Марии Иосифовне нежную записку, которая оказалась последней; была по ошибке датирована 15 февраля (может, он случайно пытался перескочить через день своего ухода?), умер он 14 февраля в 5 часов вечера. На столе лежала верстка будущей книги Бунина, открытая на странице, где был напечатано стихотворение.

ПЕТУХ НА ЦЕРКОВНОМ КРЕСТЕ

Плывет, течет, бежит ладьей,

И как высоко над землей!

Назад идет весь небосвод,

А он вперед – и все поет.

Поет о том, что мы живем,

Что мы умрем, что день за днем

Идут года, текут века –

Вот как река, как облака.

Поет о том, что все обман,

Что лишь на миг судьбою дан

И отчий дом, и милый друг,

И круг детей, и внуков круг,

Что вечен только мертвых сон,

Да божий храм, да крест, да он!

                                   Амбуаз, 1922        

Мария Иосифовна, ни о чем не догадываясь, пришла навестить его вместе с сыном Митей, врачи при виде ее страшно засуетились. Они почему то думали, что она будет кричать и рвать на себе волосы, ее долго не пускали в палату, не объясняя, что случилось. Наконец, она просто сказала им, что она не проронит ни единого звука, ее отвели к нему. Из Москвы ехали его друзья, им уже было все известно.

В тот вьюжный зимний день открылся XX съезд партии…

Сердце устало лгать…

Герой знаменитого романа Пастернака – доктор. Доктор Живаго. В конце романа он ставит диагноз самому себе, своим современникам, а главное – времени, в котором они все живут.

«– В наше время очень участились микроскопические формы сердечных кровоизлияний, – говорит Живаго своим друзьям. – Они не все смертельны. В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейте го времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастие.