Твардовский очень робеет, говорит мало, несвязно. Во всяком случае, подтверждает недопустимость грубейшего поведения Поликарпова на президиуме. Говорит о большом таланте Пановой. Говорит о том, что всяческое развитие инициативы журнально издательского дела только принесет пользу литературе. Иовчук говорит:
– Тов. Поликарпов протестовал против печатания вещи Пановой. Между тем, это произведение, в котором прекрасно показаны героические будни санитарного поезда, дан образ прекрасного большевика комиссара Данилова, замечательного представителя старой интеллигенции доктора Белова, комсомолки Лены Огородниковой. Прекрасная вещь написана чистым хорошим языком. Очень сильно показана в ней работа хирурга, показано, как собственными силами персонал поезда восстанавливает свой разбомбленный состав. Показана перековка людей в процессе войны. Даны различные типы больных, раненых. Все это психологически правдиво, реалистично. Действовать окриком, как Поликарпов – это значит не пускать в литературу новых талантливых людей. Положительную оценку дает Иовчук (вслед за Александровым) и дневникам В. Инбер.
Слово берет Тихонов. Он говорит, что первейшее качество в литературе – страстность. Мы на редколлегии «Знамени» все читаем всё, вплоть до мелкой рецензии, спорим, обсуждаем. В этот спор включился и Поликарпов, и это его право. Сначала я был против дневников Инбер. Там были – вещи, оскорбительные для Ленинградцев. Мы ей советовали ряд кусков выкинуть. Она это еде дала. После этого у нее не было ничего против печатанья вещи. Правда, в Ленинграде ею не довольны.
(Маленков с места:
– Товарищ Тихонов, трудно так вот просто выразить мнение всего Ленинграда…)
Тихонов, запнувшись, продолжает:
– У меня нет препятствий против печатания дневника Инбер отдельной книгой. Панова очень хороший автор. Она поработала над рукописью, и ее надо было, конечно, печатать. Мы ее напечатали. Ну тут Поликарпов действительно страшно обрушился…Но вспомним Щедрина. Когда ему не нравилась рукопись, он швырял ее автору и кричал: «Вон из редакции». (Смех .) Вот какие были редактора. Правда, ныне время другое. Поликарпов грубоват, резок, я ему это говорил. Леонов выпал из дискуссии потому, что у него не было образа офицера в повести… Бек же был выдвинут, но не прошел на комитете, он не кончил свою талантливую повесть. Он поссорился с героем, с Мамашулы, тот очень своеволен… Поликарпов грубоват, но честный человек… В ССП трудно работать. Столько республик. Все делегаты едут, у всех свои дела, просьбы…
Слово берет Маленков. Все настораживаются… Поликарпов, с черными губами, шепчет мне: «Зачем вы употребили клевету?..» – «Какую клевету?» – «Я не был против печатанья статьи о Г. Николаевой в «Лит<ературной> газете». Я недоуменно пожимаю плечами:
– «Такую информацию мне дали товарищи из «Лит<ературной> газеты».
Маленков говорит:
– По моему, правда на стороне товарищей из «Знамени». Мы их поддержим. Преступник Поликарпов или не преступник? Вот что важно, – в результате его ошибочных действий мы могли бы потерять хорошего писателя Панову. А мы узнали ее через журнал «Знамя». Грубая ошибка Поликарпова. Сейчас все признают, что и Инбер, и Панова написали талантливые, хорошие книги. Но мало того, что т. Поликарпов ошибается, он свою неправильную по существу точку зрения отстаивает неправильными методами. Вы товарищ Поликарпов не выражали мнения Центрального комитета партии. Зачем использовать свой авторитет и запрещать издавать Инбер отдельной книгой? – Ошиблись вы и с Пановой.
(Поликарпов с места, чуть слышно:
– Это моя личная ошибка…) Маленков:
– А нам от этого не легче. Из за этой вашей ошибки мы могли потерять хорошего писателя. |