— Значит, у брата.
— Туда уже звонили. Если появится, передайте, чтобы немедленно явились к начальнику, оба.
— А что случилось?
— Этого я не знаю! Передаю поручение руководства. Вы не забудете?
— Нет-нет, — поспешила заверить Тоська. Предчувствие беды сковало женщину: «Разыскивают обоих? Их нет нигде? А куда делись? Что натворили? От кого прячутся?» — и попросила нижнюю соседку, Варвару, подняться с картами: — Кинь на меня.
— Да на тебе лица нет! Что стряслось?
— Сама не знаю. Кешку с Димкой ищут на работе. А их нигде нет. И дома тоже…
— Погоди… Не реви загодя! Дай гляну! — разложила карты и ахнула.
— Ну что там? — подошла Тоська поближе.
— Крепись, девонька! Больше мне сказать нечего. Ради малышни твоей держись. Им ты нужна всегда. Поняла меня? Коль родила — перед Богом за них в ответе. Они — твоя жизнь и радость. В них твоя судьба, — погладила дрожащие руки.
— А что с Кешкой? — спросила Тоська тихо.
— Нынче говорить о нем не стану. Одно тебе скажу — не жди его.
— Как? Почему? А дети?
— Вырастишь! Я своего растила сама. Да сколько баб сами на ноги детву поднимают? И поверь, вырастают не хуже, да еще и лучше, трудягами и сердечными, непьющими людьми. Ну скажи, что твой Кешка для детей сделал? В свет пустил! А дальше? Он помогал тебе их воспитывать? Или тебя жалел? Не было такого! Так о ком переживаешь, бабонька? Оглянись вокруг. Ведь жизнь не кончилась. О детях и себе подумай. Хватит о нем! Не стоит думок и слез твоих. Побереги себя, лапочка! Ты же такая хорошая! Крепись! Уж и так на судьбу твою горькая доля выпала! — сложила карты и ушла к себе. А Тоська до глубокой ночи не ложилась спать. Все ждала. А вдруг придет, тихо откроет дверь своим ключом. Все будет, как и прежде.
Но ни ночью, ни утром Кешка не пришел. Не позвонил. И Тоське стало страшно. Она позвонила жене Димки. Та тоже ответила, что муж дома не ночевал. И целый день не приходил. Мол, свекрухе звонила. Та обругала. Сказала, что от хороших жен мужья не уходят к любовницам. Не ее сыновей винить надо, а к самим себе присмотреться. Женщины в свете не перевелись. И ты не единственная.
— Короче, выставила меня дурой. Сказала, что ее сыновья из дому не убегали от нее, от матери. А от плохих жен — так и удивляться нечему Я не пастух им. Я — мать! И нечего ко мне звонить! Так-то вот и поговорила со свекрухой, черт бы ее побрал вместе с ее выродками. Надеюсь, опять в притоне бухают! Им не впервой! Я уже все тряпки собрала его. Когда появится, закину на загривок! И самого под жопу коленом! Пусть катится к своей мамочке! Нам он больше не нужен! Негодяй, кобель и пьяница! И твой пес такой же! — бросила трубку, как будто Тоська была виновата во всем.
Женщина выглядывала в окно. А может, появится? В притоне не задержится. Все равно домой вернется, — успокаивает себя баба, не поверив, что Кешку никогда не дождаться.
Через два дня позвонила в Зеленый Ров своим. Мать велела к ней собираться. Услышав о Кешке, что снова запропастился, сказала, темнея лицом;
— Допрыгался, гад! Туда ему дорога! Не о ком реветь и душу рвать. Чего сопли распустила? Сколько срама набрались из-за него. Тебе мало? Зато с нас достаточно! Поехали домой! А эту гниду из сердца выковырни!
В тот же день Тоська приехала в Зеленый Ров. Мать с отцом даже не говорили о Кешке. Сами взялись растить детей. Тоська только ночью вспомнила, что ее Кешка не объявился: то ли другую нашел, то ли сбежал навсегда, решив выкинуть из сердца или из души всех разом.
Ни свекровь, ни невестка не навестили Тоську. |