Бросил на половине. Поступил на экономиста. Отсоветовали друзья. Потом в геологи подался. Но там не смог, жена заявила, что выходила замуж за человека, не за бродягу. Мол, если хочешь семью сохранить, живи дома! И он ее послушал!
— Кем же он стал теперь? — спросил Вадим.
— А никем! На «неотложке» обслуживает вызовы! То рожениц в роддом отвозят, то трупы в морг! Разве это дело?
— Ему повезло! — вздохнул Вадим.
— С чего бы так-то?
— Вы у него есть. Поможете, коль туго будет.
— Куда же деваться? Непутевый, но мой сын.
— Ничего, возьмется за ум, станет постарше!
— Куда уж дольше! Он и так немолодой! Уж за сорок! Вся голова, как колено, лысая. Вот и говорю ему, что умные волосы дурную голову покинули. Все по бабам растерял да по друзьям! А они до хорошего не доведут, — смазал прошитый провощенной суровой ниткой шов и, почистив обувь, отдал Вадиму.
— Носи на здоровье!
— Сколько с меня? — рассчитался тот с Иосифом и спросил, можно ли еще принести в ремонт туфли сына.
— Неси! Теперь уже запросто приходи!
Вадим, проходя следом за сапожником по дому,
заметил, что комнаты неплохо обставлены, прибраны. Словно заботливая хозяйка никогда и не покидала свое жилище. И через пару дней вечером снова завернул к сапожнику.
— А, это ты! Входи, знакомец! А то я все один сижу. Без дела заскучал. Прокисаю! — повел в мастерскую, явно обрадовавшись приходу Соколова.
Иосиф привычно надел фартук, сел напротив Вадима и, осмотрев обувь, попросил:
— С часок займет. Подожди!
— Я не спешу, — отозвался Вадим. И, попросив разрешения, закурил.
— Вот и мой сын курит. Уж много лет. А спроси, с чего? Всегда сытый был, когда жил с нами. Ни горя, ни беды не знал. Но друзья… Они у него всякие. С них пример брал. Они курили. И он не захотел отставать.
— От курения вреда мало. Лишь самому себе. Лишь бы родным плохо не делать да людям. Чтобы никому горя не причинить.
— Э-э-э, Вадим, теперь так жить не получается. Время лихое. Все кровопийцами заделались. Друг дружку сосут. Все друг другу платят. Порой сами не знают за что. Раньше я и за спасибо ремонтировал обувь соседям. Нынче — не могу. Материал больших денег стоит. Да и жить надо на что-то. От прежнего, чистого, ничего не осталось. Только воспоминания.
— У вас хоть есть что вспомнить. У нас и этого скоро не будет. Вон сосед мой живет на одной площадке сколько лет. Вчера пришел ко мне, просит баксы в долг. Мол, через неделю отдам. Импортный видеомагнитофон решил купить, а полета не хватило. Я ему в ответ — нет баксов. Откуда они у меня возьмутся? Сам знаешь, от получки до зарплаты еле дотягиваю. Так он обиделся. Будто не он, а я у него в долг просил. Сегодня встретились, даже не поздоровался. А у него сын — нумизмат. Какие-то монеты собирает. Хвалится, что очень древние, ценные. Чего стоило бы продать какую-нибудь за баксы. И покупай, что хочешь. Так нет, им свое дорого! — внимательно следил Вадим за Иосифом.
— Я тоже не пойму, зачем в долг брать, если свое имеешь. Жизнь одна! В ней копить что-то, да еще в долг, смысла нет! В гроб не заберешь. На том свете не сгодится. А детям это вообще не нужно. У них свои ценности. Нынче каждым прожитым днем дорожат. Жив и хорошо…
— Вот и я так считаю. Что толку иметь монеты, какими кардинал Ришелье расплачивался? Мне за них в нашем магазине буханку хлеба не дадут. Пошлют следом за кардиналом. Еще и психом назовут.
— Те деньги в то время ценились, в своей стране! У нас они хождения не имеют. И спрос на них лишь у коллекционеров. |