— Чего надо? — прищурилась баба, покрепче ухватив черенок метлы.

— Узнать кое-что нужно…

— Поговорить хотим, — ответили оба.

— О чем? Я уже с вашим братом досыта нагавкалась. До гроба хватит! Видеть никого из ваших не хочу! Всю душу изгадили! — говорила баба громко.

— Зачем скандалите? Разве мы оскорбили или обидели чем-нибудь?

— Еще этого недоставало, чтобы в моем дворе меня обижали! Я не посмотрю, кто вы есть. Так попру — перья полетят!

— А нам о вас рассказывали как о культурной женщине. Зачем же вы так кричите? Мы к вам по делу приехали, не на посиделки. А вы и слушать не хотите, хотя вопросы наши касаются чести семьи, вашего имени, репутации.

— А вам что за дело до всего этого? Вон один радетель был. Хватило с нас. Кое-как сдыхали его! И вы не лучше! Одного поля ягоды! — сбавила на всякий случай тон, выпустив метлу. Подойдя чуть поближе, спросила: — Что надо? Сказывайте!

— Может, в дом разрешите войти? Этот разговор не для двора. И тем более не для улицы, — указали на соседей-старух, вставших с лавочки, внимательно следящих и слушающих из-за забора.

— Идите в избу! — показала приехавшим на приоткрытую дверь. И, оглянувшись на соседей, крикнула: — Ну? Чего вылупились? Чего уши развесили? Иль дома делов не стало? Пошли вон от моей хаты! Сидите на своих скамейках. Будет с вас языки об нас чесать! — вытерла руки о передник и, шагнув в дом, прикрыла за собою двери.

— Скажите, а к вашей дочери никто не приходил от Быковых?

— Еще чего! С ними покончено. Не об чем говорить! И в дом никого не пущу!

— С матерью Быковых поддерживаете отношения?

— На что она мне сдалась?

— Она лежит в больнице. Ей сделали операцию. Вы ей не звонили по телефону?

— Да у меня своих забот полон рот! Она про нас никогда не заботилась. С чего бы я о ней помнила? На что мне надо ей звонить? Мы сами живем. Она ни разу внуков своих не навестила. Не спросила, как они тут. Ни разу не помогла. С чего мы про нее должны печалиться? Хватит с нас Быковых! Сыты по горло!

— Видите ли, живы они! Оба брата! А поскольку Иннокентий — муж вашей дочери, то может внезапно прийти сюда!

— Еще чего! Я ему приду! Ноги повыдергиваю! Голову откручу! Всю судьбу Тоськину изгадил, осрамил!

— Они скрываются от правосудия! И деваться им некуда! Потому…

— Где эта ваша правда была, когда он работал средь вас? Как он над дочкой изгалялся! Только теперь спохватились! Даже если на карачках станет ползать, не пущу! И не прощу! — зашлась баба в крике.

— Нам хочется помочь вам. И чтобы никто из Быковых не тревожил вашу семью.

— Так я вам и поверила, — усмехнулась Евдокия.

— Иначе бы мы не приехали сюда!

— Ну и что вы предложите? — насторожилась женщина, подперев крутые бока кулаками, смотрела на гостей с недоверием.

— Иннокентий Быков обязательно к вам заявится. Но не средь бела дня. Он от людей прячется. Ночью придет.

— Зачем?

— Причин и поводов у него много! Обязательно попытается увидеться с женой. И вот тут проявите хитрость. Пусть он задержится, а кто-нибудь из вас сообщите нам, что Быков у вас. Либо когда пообещает прийти в следующий раз, поделитесь с нами. Уж мы его встретим! Не промедлим. Надоело за ними гоняться по всему свету.

— Ну уж и не знаю, придет ли он к нам, Кешка мой норов знает. Я его спину оглоблей изломаю враз. Но если ихняя бабка в больнице, они ее точно навестят.