То есть мне так секс предлагают? И не только предлагают, но к активным действиям приступили. К стеночке прижали, юбки задрали, осталось только ножки раздвинуть и штаны приспустить. А что, времени у нас, милая, мало, по-походному.

— Андреас, не надо! — возражения потонули в страстном поцелуе.

— Если уж совращать, то по-настоящему, — обжигая дыханием, шепнул малайонец и коснулся губами выреза платья, от чего по коже пробежали мурашки. — Потом, когда этот олух остынет, сниму комнатку в гостинице.

Вот тебе и романтическая любовь!

Я завязываю, Андреас развязывает шнуровку. Не даёт ему покоя моя грудь. Целует жадно, грубо, нетерпеливо. Секс ожидает такой же. Оно мне надо? По мнению Андреаса, надо. Но ему, конечно, больше: как доказательство любви и верности. Догадываюсь, дело ещё в потребностях тела. Сейчас-то Андреас совсем живой, мужчина в самом расцвете сил, а с момента воскрешения ни одной женщины, вот и бунтуют гормоны. Сначала от властей бегал, потом в тюрьме сидел, у Глие под колпаком работал, когда ж удовлетворяться? А тут темнота, любимая женщина… Словом, Свен номер два.

— Давай потом, не торопясь? — предлагаю я.

Ну не эксгибиционистка, не возбуждает, что в любой момент могут зайти и застукать. Секс — дело интимное, тем более, в первый раз. Можно навсегда всё испортить.

— Иранэ! — обиженно просопел Андреас и поцеловал.

Я ответила на ласку, обвив шею малайонца руками. Экспериментировать, памятуя отношение Андреаса к умеющим целоваться девушкам, не стала, предоставив кавалеру право солировать.

Волосы у него всё такие же мягкие и длинные. Рыжее золото. Перебираю их, пропускаю пряди сквозь пальцы.

Андреас всё теснее сжимает в объятиях, шепчет, как скучал, как думать ни о ком другом не может, уговаривает отдаться. Мол, это нестрашно, не больно, и он осторожно, в залог любви. Ну да, Андреас ведь не знает, что я не девушка.

Поцелуи перемещаются ниже. Я не запрещаю. Андреас воспринимает покорность как поощрение и забирается руками под платье. Да что там платье — сразу под юбки!

Может, сдаться? Люблю ведь его…

В итоге Андреас приспустил штаны и задумчиво уставился на моё изобретение, гадая, как надеть. Для чего оно, объяснила, и категорически отказалась давать без него.

Скажете, шлюха? Но вот, честно, не видела ничего предосудительного. С любимым человеком же.

Место неподходящее, угу, однако малайонец прав, когда ещё наедине останемся. А так хотя бы приятные воспоминания и надежда. Платоническая любовь, она хороша, но до определённого возраста. Мы-то романтичные, а сильному полу разговоры быстро надоедают. Вот и Андреас уговорил.

Кончился наш конфетно-букетный период.

Волнительно. А вдруг всё совсем не так, как представлялось? Нет, не может быть. Андреас, он… Словом, не думай о плохом, Ира.

М-да, у мужика блаженство, а я опять в пролёте. Определённо, местный сильный пол нужно учиться заниматься любовью. Хотя, может, ещё изделие мешает? Женщине это тоже важно.

Угу, резвенько так, бурненько, с поцелуем в губы в конце и обещанием опоясать алым кушаком, как только с долгом разберётся.

А ты пока, милая, рожай детишек. Нет, правда, не изобрети я заново простейший способ предохранения, залетела бы и не раз. Церковь же хоть и позволяет, так сказать, легализовать детей, по головке не погладит.

— Я комнату найду, обещаю, как положено, станем, а не по углам, — пообещал Андреас и ещё раз чмокнул в губы. — Хоть бы к тому времени Гилах помер! Слушай, да травани ты его.

— Что? — округлила глаза.

Андреас предлагает убить Свена, мне не послышалось?

— Или лучше сбеги.