Конечно же Александр Фёдорович не мог допустить, чтобы кто то непонятный, неизвестный на глазах у всего народа нагло крал ЕГО власть. Он слишком много потратил на её обретение в прямом и в переносном смысле, от многого отказался, ещё большим поступился, чтобы молча созерцать, как какой то мужлан, лениво посматривая в глаза, выбивает стул, на который он еще даже не успел толком присесть.

Подбадриваемый французскими соратниками по масонской ложе, 14 февраля 1917 года Александр Федорович сжёг все мосты, заявив в Думе:

«Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы – физического их устранения».

Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что тот имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».

После такого заявления ни о каком возврате к прошлой жизни, ни о каких компромиссах не только с действующей властью, но и с думскими союзниками не могло быть и речи. Только вперед и вверх! Попадание на властный олимп может спасти от расправы за публичное желание повторить сомнительный подвиг римского заговорщика. Всё шло, как по маслу! Царское правительство разбежалось! Полиция и жандармерия бездействовали! Путь к власти открылся и так манил!.. И тут этот грузинский большевик! Снести! Растоптать! Керенский «закусил удила» и пошёл в последний, решительный бой, надеясь на ораторское искусство и поддержку сочувствующих генералов. Вот сейчас они отдадут приказ своим адъютантам, и те выведут грузина из зала под белы рученьки…

– Товарищ Керенский! – нисколько не испугался истерики депутата Сталин, а подобрался ближе, стрельнул исподлобья глазами, и только усилившийся акцент выдавал скрываемое волнение, – как практикующий адвокат, понимающий, что обвинение необходимо чем то доказать, вы, наверняка, озаботились какими то документами и свидетельствами, подтверждающими ваши слова?

– Какие ещё доказательства?! – взвился Александр Федорович и осекся, увидев, как у него за спиной крепкие парни стремительно окружают и разоружают его воинскую свиту.

– Спокойно, Ваше благородие, – тихо, но с угрозой выговаривал казак в лохматой папахе, деловито обыскивая стоящего ближе к нему Барановского, – и не надо на меня так зыркать. Мы давеча германский штаб армии в штыки брали, так что к грозным взглядам привыкшие…

– Это чёрт знает что! – бормотал генерал Якубович, отдавая браунинг, – вы ответите за самоуправство!

– Что говорит про самоуправство офицер, нарушивший воинскую присягу? – в притворном удивлении насмешливо вскинул брови Сталин. – Господин Керенский, как присяжный поверенный, объясните генералу, что полагается за участие в антиправительственном заговоре в соответствии с уголовным уложением Российской империи.

– А судьи кто? – патетически воскликнул Керенский, понимая, что абсолютно всё идёт не по плану.

– А вот они! Все тут! – Сталин обвёл рукой рабочую и солдатскую массовку, застывшую в нерешительности, ослеплённую фейерверком событий, – и они ждут хоть какого то обоснования предъявленных вами обвинений.