– Доказательств нет! – прошипел сквозь зубы Керенский, – однако…

– А у меня есть! – перебил его Сталин и поднял над головой листки с машинописным текстом, – прошу публично зачитать!

Керенский всего на несколько секунд задержался с ответом, намереваясь сформулировать свою мысль максимально хлёстко и обидно, как вдруг совсем юный корнет начал звонким, громким голосом декламировать текст. Александр Федорович ощутил подступающую к горлу дурноту.

– «Я, помощник военного атташе посольства Франции, капитан Дальберг, в присутствии свидетелей, находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно и без принуждения заявляю, что лично в присутствии нижеперечисленных господ, передал депутату Думы мсье Керенскому от моего руководства условия признания его министром юстиции, а при определённых обстоятельствах – главой демократического правительства свободной России. В данные условия, кроме главного обязательства продолжать войну с Германией до победного конца, включены требования по хаотизации государства, для чего необходимо: первое – освободить из тюрем уголовников с вовлечением их в революционную работу, второе – распустить корпус полиции, жандармерии и контрразведки с объявлением их деятельности преступной, третье – исключить риск разгрома революции армией, для чего резко снизить авторитет консервативного монархического офицерского корпуса, ликвидировав единоначалие…»

Зал охнул. Присутствующие офицеры, ничуть не монархисты, обвешанные красными бантами и ленточками, вытаращили глаза и застыли, как пораженные молнией. Вяло сопротивляющаяся свита Керенского прекратила возиться и воззрилась на него, словно на беса, скинувшего земную личину и представшего в своем исконном облике.

– «Для выполнения последнего условия мсье Керенскому был выдан проект соответствующего приказа по войскам», – продолжил звонкоголосый корнет.

– Нет никакого приказа, – свиньёй на бойне заверещал без пяти минут министр юстиции Временного правительства, – нет и не было никогда! Ложь! Поклёп!

– Товарищ Соколов! – глаза Сталина обратились к другу и соратнику Керенского по масонской ложе, тихонько пробиравшемуся к выходу, – будьте так любезны, проект приказа по армии!

Ни слова не говоря, масон метнулся к выходу, с ходу нарвался на чей то железный кулак, подпрыгнул, задохнулся от неожиданности и рухнул на грязный, заплеванный пол в кучу мусора и окурков.

– Товарищ Соколов, – с хищной участьливостью произнёс Сталин, – что же вы так неосторожно? Тут тесно, а вы вдруг решили побегать… Отдайте документ и отправляйтесь на все четыре стороны…

– Он на французском! – выдавил революционер из себя первое, что пришло в ушибленную и гудящую от сотрясения голову, но закусил губу от осознания, что только усугубил своё положение.

– Ничего, разберемся…

Под смешки окружающих, осторожно встав на четвереньки, Соколов медленно поднялся и упёрся взглядом в появившегося рядом с ним генерала с бородкой клинышком на широком татарском лице, не обещавшем масону ничего хорошего.

– Генерал Батюшин, контрразведка, – представился обладатель сурового взгляда, наслаждаясь бледным видом Соколова, – давайте сюда документ, Николай Дмитриевич. Зачем он вам теперь?

Трясущимися руками Соколов достал из внутреннего кармана аккуратно сложенный листок. Батюшин быстрым движением выхватил драгоценный экземпляр, пробежал глазами по тексту, коротко кивнул стоящему рядом Непенину. – Он самый. Мсье Палеолог лично ручку приложить изволили с, узнаю его почерк.

– Я могу идти? – с тайной надеждой, тщательно скрывая стук зубов, – спросил генерала Соколов.