Как молодые жеребцы, бьют копытом и нервно косят глазом в ожидании звука горна.
Спокоен и невозмутим только офицер сапер, поручик Илларион Ставский. У него работа такая. Нервные и горячие на этих должностях долго не живут.
Самый большой человек загадка – подпоручик Николай Зуев, командир конно горного орудия образца 1909 года. Один из самых юных кавалеров Знака отличия Военного ордена, участник русско японской войны, о котором слагали песни, посвящали ему стихи, статьи и монографии. Коля Зуев – символ военной пропаганды. В 1906 по Высочайшему повелению был определён на казённый счет в Оренбургский кадетский корпус, а затем – в Михайловское артиллерийское училище. Осенью 1915 года подал прошение поручику Пунину и был зачислен в отряд на должность начальника артиллерийского отделения. Любитель нестандартных решений, жадный до книг и знаний, он и сейчас, не тратя времени даром, читает про малую войну Вильгельма фон Балка…
– Господа, – начал поручик Грибель, пройдя к краю стола и садясь на основательную кустарную табуретку, – я вынужден сообщить вам пренеприятное известие. Наш отряд сегодня в деле не участвует… И завтра тоже. Распоряжением командующего, мы переходим в подчинение Главному Управлению Генштаба. Нашим непосредственным начальником на это время назначен генерал Вандам, но выполнять пока неизвестное мне особое поручение мы будем под непосредственным руководством какого то доктора в чине коллежского асессора. Простите, больше ничего не ведаю.
– Так это не беда, – раздался мягкий, обволакивающий баритон, – просветим расскажем, ободрим подскажем…
Присутствующие вскочили и повернулись на голос. В двери, полностью закрывая собой проём, стоял кряжистый широкоплечий мужик выше среднего роста, со сбитой на затылок «кубанкой» и торчащей из под неё вороной короткой причёской на прямой пробор, кавалерийскими усами под понтийским носом и глазами, отражающими скудный свет «керосинки», от чего зрачки казались узкими, кошачьими.
– Кстати, пользуясь случаем, – продолжил неожиданный гость, не обращая внимания на некоторое замешательство, вызванное своим появлением, – хотел бы высказать предложение об улучшении караульно постовой службы. В данную минуту весь офицерский состав блиндажа можно считать условно уничтоженным.
– Прошу прощения, чем обязаны? – первым подал голос поручик Грибель.
Реплики посыпались одна за другой, будто в бочонке с бродящим вином выбило затычку.
– Какого чёрта?
– Не соблаговолите ли объясниться, что вы тут делаете?
– Кто Вас пустил?
– Где, черт вас побери, дневальные?
– Условно нейтрализованы, – лучезарно улыбаясь, сообщил пришелец, не реагируя на негатив, плещущийся среди офицеров, застигнутых врасплох его внезапным посещением. – Но не беспокойтесь, со здоровьем у них всё в порядке, рот вместо кляпа заткнул мятными пряниками. Сейчас прожуют и подадут голос.
Словно в ответ на его слова, из первой комнаты послышалось кряхтение и мычание.
– Скажите, любезнейший, – подпустив яда в голос, проворковал Булак Балахович, делая первый, крадущийся шаг к вошедшему, – а вам не говорили, что в приличное общество не пристало являться без представления?
– Прошу покорнейше простить, – улыбнулся гость, – но мне казалось, что фронтовая обстановка делает некоторые скидки на досужие формальности и требования этикета.
– Ах сударь, какой вы, однако, непонятливый.
Корнет почти вплотную подошёл к гостю, и присутствующие офицеры, зная его шебутной, скандальный характер, ждали весёлой и поучительной развязки с принуждением новичка к мысли, что все места альфа самцов заняты. Конечно же, офицеры догадались, что это и есть тот самый доктор, успели заочно возненавидеть его и жаждали хотя бы моральной сатисфакции после известия о вынужденном прозябании вне боевой работы. |