— Меня заставили стать актрисой… — призналась она. — Я не выношу театр.

— Откровенность за откровенность — я не выношу церковь…

Молодые люди подошли к дому номер шесть по улице Феру, где она жила.

— Пойдемте ко мне, — прошептала она. — Поговорим о чем-нибудь другом.

Талейран поднялся. Уже через час, в большой, удобной кровати, они открыли друг в друге призвание, которому оба не собирались мешать… Двадцатипятилетняя Доротея Дорневиль отличалась бурным темпераментом <Будучи по рождению еврейкой, она обратилась в католическую веру. Софи Арну о ней говорила: «Она стала христианкой, узнав, что Бог создал себя мужчиной!»>. Шарлю-Морису приходилось каждый вечер убегать из семинарии. Их связь продолжалась два года, и в течение этих двух лет Талейран ухитрялся ежедневно изобретать новый способ, чтобы покинуть стены семинарии. Это научило его быть лжецом, артистом, лицемером, клятвопреступником, человеком скрытным, коварным — качества, которые помогли ему сделаться самым великим дипломатом всех времен…

В старости он признался м-м де Ремюза: «То, как проходят наши первые годы, влияет на всю последующую жизнь, — если я расскажу вам, как прошла моя молодость, вы будете меньше удивляться многим вещам».

Так благодаря женщине из мальчика с искривленной ступней поучился хромой черт…

* * *

В июне 1775 года Шарль-Морис, уже капеллан часовни Святой Девы в приходской церкви Реймса, отправился в город, чтобы участвовать в короновании Людовика XVI. Он воспользовался неделей всеобщего ликования, царящего в старом городе, и перезнакомился со всеми красотками, встретившимися на его пути. С тремя он познакомился особенно близко — с герцогиней де Люин, герцогиней де Фитц-Джеймс и виконтессой де Лаваль. Этим женщинам суждено было оказать на него сильное влияние. В «Мемуарах» он отмечает: «Со времени Людовика XVI берут начало мои связи с многими замечательными женщинами, — дружба с ними всегда украшала мою жизнь».

Леон Монье пишет: «Этот человек был полностью сформирован женщинами, с которыми познакомился в отрочестве. Умные, уверенные в себе распутницы оставили неизгладимый след в его тогда еще нестойком сознании» <Из «Интимной жизни месье де Талейрана» Леона Монье.>.

По возвращении в Париж Талейран стал посещать некоторые салоны.

— Чтобы добиться успеха, — сказала ему однажды м-м де Лаваль, — надо поднимать всех на смех. Он не отвечал, и она продолжала:

— Хотите, чтобы вас любили? Тогда станьте злым на язык. Вас будут бояться и уважать.

Он быстро усвоил этот урок.

Как-то его пригласили на ужин. Гости усаживались за стол, приехала опоздавшая дама… Когда она вошла, ей представили приглашенных. Талейран воскликнул:

— А! А!

Во время ужина он не произнес ни слова. Дама подошла к нему и спросила, почему при ее появлении он произнес: «А! А!» Талейран невозмутимо посмотрел на нее и ответил:

— Я не говорил «А! А!», мадам, я сказал «О! О!» «Именно с этих слов, — говорит Людовик Том, — он стал приобретать репутацию остроумного человека».

Как мало иногда надо, чтобы создать себе репутацию…

* * *

Второго марта 1778 года Талейран получил диплом богослова, а 19 декабря 1779 года был назначен священником в Реймс. Такое событие, однако, никак не повлияло на его походы по салонам в поисках красивых женщин.