Абзац заканчивается тремя короткими предложениями.
Мне бы хотелось подчеркнуть, с каким мастерством Берк придал «свободную» структуру цепочке придаточных предложений, удлинив, таким образом, ожидание основного значения до тех пор, пока не закончится период. Джонсон, как мы знаем, часто прибегал к периодам, состоящим из придаточных предложений, составляющих конструкцию, которую грамматисты, я думаю, назвали бы расширенным сложным предложением, и, таким образом, утрачивал нарастающее напряжение, характерное для Берка. Я также должен отметить, что Берк добивается такого замечательного эффекта, формируя свои придаточные предложения по одному и тому же плану, и тем не менее с помощью ритма и продуманного расположения ему удается избежать монотонности. Он часто и успешно применяет метод, при котором все однородные придаточные начинаются с одного и того же слова, в данном случае со слова «когда». Разумеется, когда этот риторический прием используется в устной речи, он обладает нарастающей силой, что показывает, как сильно повлияла на стиль Берка практика публичных выступлений. Не знаю, есть ли среди современных английских писателей хоть один, кто мог бы написать такое предложение, и, вероятно, нет ни одного, кто бы хотел это сделать. Вероятно, у пишущих возникает инстинктивное желание избежать «свободной» структуры, к которой так располагают особенности языка, и поэтому сейчас стало модно использовать короткие предложения. Не так давно я читал о редакторе одной из ведущих газет, который требовал от авторов, чтобы они не писали предложения длиннее четырнадцати слов. Тем не менее у длинного предложения есть свои преимущества. Оно дает вам простор для развития своей мысли, возможность сформировать ритм и материал для достижения кульминации. Его главный недостаток заключается в том, что оно может быть размытым, вялым, запутанным и неудобоваримым. Стилисты семнадцатого века писали длинными предложениями, и им не всегда удавалось избавиться от этих изъянов. Какими бы затянутыми ни были его предложения, какими бы сложными — подчинительные связи и цветистыми — эпитеты, Берку всегда удается сделать основную конструкцию настолько прочной, что на всем пути к благополучному завершению мысли читатель чувствует поддержку опытного проводника, который знает свое дело и не позволит ему замешкаться или свернуть не в ту сторону. Берк очень продуманно варьирует длину предложений. Он не утомляет вас сразу несколькими длинными предложениями подряд, кроме как с определенной риторической целью, и в то же время не раздражает длинными цепочками коротких.
У него отличное чувство ритма. Его проза, как симфонии Гайдна, насыщена мелодикой восемнадцатого века с истинно английским колоритом; вы слышите в ней барабаны и дудки, но они не заглушают его собственного голоса. Это мужественная проза, и я не знаю никого, кто бы так сочетал мощь и элегантность. Если сегодня его стиль кажется нам немного суховатым, то причина в том, что, как большинство авторов восемнадцатого века, он использовал общие и абстрактные термины там, где мы сегодня отдаем предпочтение специальным и конкретным. Это придает современной прозе большую живость, хотя, возможно, за счет выразительности. Мне показалось забавным попробовать переделать одно из предложений Берка на манер современных писателей. Я выбрал почти наугад. «Даже самые чувствительные натуры, оказавшись в ужасной ситуации, когда нравственное чувство требует от них отступления от собственных правил ради своих же принципов, могут закрыть глаза на то, как беззаконие и насилие вершат казнь лицемерного благородства, несправедливыми гонениями бесчестившего человеческую природу». Это красивый, завершенный период, его смысл совершенно очевиден, в нем нет архаичных слов, и тем не менее в нем есть отчетливый привкус того времени. Сегодня никто бы не стал так выражать свою мысль, и, мимоходом замечу, мало кому сегодня могла прийти в голову такая мысль. Возможно, современный писатель сформулировал бы ее следующим образом: «Бывают времена, когда даже людям, обладающим высокими моральными принципами, не остается ничего, кроме как поставить дух закона над его буквой и оставаться в стороне, когда изнеженных аристократов, порочивших своими поступками человеческий род, настигает возмездие, каким бы жестоким и лицемерным оно ни было». |