Местный шейх, разбивший лагерь вблизи Джаг-Джага, зовет нас на обрядовое угощение, и мы принимаем приглашение. В день церемонии Субри является в своем тесном костюме сливового цвета, начищенных ботинках и фетровой шляпе. Он приглашен шейхом в качестве нашего вассала, он же посредник и гонец, сообщающий, на какой стадии сейчас приготовление праздничною обеда и когда нам лучше выйти из дома, чтобы прибыть вовремя.

Шейх встречает нас, преисполненный важности, под пологом своего огромного шатра. Рядом с ним множество друзей, родственников и праздных зевак. После обмена учтивостями самая почтенная публика (мы, бригадиры — Алави, Яхья и сам шейх с приближенными) усаживается в круг.

К нам приближается нарядно одетый старец с кофейником и тремя крохотными чашками. В каждую наливается немного чернейшего кофе. Первую подают мне, что свидетельствует о том, что шейху известен европейский (весьма, странный!) обычай начинать угощение с дам. Макс и шейх берут две другие чашки. Мы сидим и попиваем кофе маленькими глоточками. Спустя какое-то время нам снова наливают чуть-чуть кофе, и мы потихоньку его пьем. Затем чашки у нас забирают, наполняют снова и передают теперь Гилфорду и обоим бригадирам. Таким образом, чашки постепенно обходят весь круг. На некотором расстоянии от нас расположились в кружок гости второго ранга. Из-за перегородки, разделяющей шатер, доносятся добродушные смешки и перешептывания. Оттуда с любопытством выглядывают жены и служанки шейха.

Шейх отдает приказ — и вносят шест с перекладиной, на которой сидит великолепный сокол. Шест помещают в центре шатра, а Макс выражает свое восхищение замечательной птицей. Затем три человека вносят огромный медный котел и ставят его в середине нашего кружка. Он полон риса, сверху лежат большие куски баранины. Все это пышет жаром, сдобрено массой специй и пахнет умопомрачительно. Нас учтиво приглашают угощаться, что мы и делаем, помогая себе ломтями вкусного арабского хлеба и собственными пальцами.

Вскоре (но, признаюсь, не слишком скоро) мы наедаемся, законы вежливости соблюдены, и выложенное из котла на широкое блюдо угощение (лучшие кусочки из которого уже съедены) относят ко второму кружку, где за него принимаются гости второго ранга (среди них и наш Субри).

Нам подают сладости и еще кофе. После того, как вторая партия гостей насытилась, блюдо переходит к гостям третьей категории. На блюде теперь только рис и кости, это достается тем, кто «пребывает в тени великого шейха».

Они набрасываются на еду, вот уже блюдо опустело.

Мы все сидим еще немного, Макс с шейхом обмениваются чинными репликами. Наконец мы поднимаемся, благодарим за угощенье и отбываем. Макс щедро награждает подавальщика кофе и по рекомендации наших бригадиров еще нескольких личностей из свиты шейха, которым почему-то тоже положены всякие largesse.

Жарко. Мы бредем домой пешком, отягощенные обильной едой. Субри очень доволен церемонией и считает, что все прошло как полагается.

Когда шейх наконец уезжает, у нас такое чувство, словно мы только что принимали по меньшей мере королевскую семью.

Макс уехал с Субри в Камышлы за покупками и в банк. Гилфорд остался на городище зарисовывать план строений, бригадиры, как всегда, руководили работами на раскопе.

На ленч Гилфорд пришел домой, мы уже закончили есть, и он собрался было на «Пуалю» обратно. И вдруг видим — к дому бегом мчатся бригадиры. Влетев во двор, они принимаются горячо что-то нам втолковывать по-арабски. Гилфорд не понимает ничего, а я — одно слово из семи.

— Кто-то умер, — говорю я ему.

Алави снова старательно повторяет свой рассказ. Четверо рабочих мертвы. Первое, что мне пришло в голову: они в ярости поубивали друг друга из-за очередной ссоры, но Яхья трясет головой — нет, это не так. Я проклинаю себя за то, что не учила язык.