— Я пойду, ребята. Подождите меня.

Он ушел, и мы видели, как дверь открылась и закрылась за ним.

— Да поможет Бог несчастной вдове, — говорили мы друг дружке, — и черт побери всех нас — слепых кровожадных мясников, которые не имеют даже права называть себя людьми!

Прошло, должно быть, минут пятнадцать, прежде чем Ред вернулся.

— Ну как? — прошептали мы, почти боясь, что он заговорит.

— Все улажено, — сказал Ред, — вдова и я просим вас на свадьбу в следующий вторник вечером.

Этот Ред Конлин умел-таки говорить!

ПОЧЕМУ ОН КОЛЕБАЛСЯ

Человек с усталым, исхудавшим лицом, которое ясно обнаруживало следы глубокого горя и страданий, взбежал в волнении по лестнице, ведшей в редакцию «Техасской почты».

Редактор литературного отдела сидел один у себя в углу, и посетитель бросился в кресло рядом и заговорил:

— Извините, сэр, что я навязываю вам свое горе, но я должен раскрыть душу перед кем-нибудь. Я несчастнейший из людей. Два месяца тому назад в маленьком тихом городке восточного Техаса жила в мире и довольстве одна семья. Хезекия Скиннер был главой этой семьи, и он почти боготворил свою жену, которая, по-видимому, платила ему тем же. Увы, сэр, она обманывала его. Ее уверения в любви были лишь позлащенной ложью с целью запутать и ослепить его. Она влюбилась в Уильяма Вагстафа, соседа, который вероломно задумал пленить ее. Она вняла мольбам Вагстафа и сбежала с ним, оставив своего мужа с разбитым сердцем у разрушенного очага. Чувствуете ли вы ужас всего этого, сэр?

— Помилуйте, еще бы! — сказал редактор. — Я ясно представляю себе агонию, горе, глубокие страдания, которые вы должны были испытывать!

— Целых два месяца, — продолжал посетитель, — дом Хезекии Скиннера пустовал, а эта женщина и Вагстаф метались, спасаясь от его гнева.

— Что вы намерены делать? — спросил круто литературный редактор.

— Я совершенно теряюсь. Я не люблю больше этой женщины, но я не могу избежать мучений, которым я подвергаюсь все больше день ото дня.

В эту минуту в соседней комнате раздался резкий женский голос, о чем-то спрашивающий редакционного мальчика.

— Боже правый, ее голос! — вскричал посетитель, в волнении вскакивая на ноги. — Я должен скрыться куда-нибудь. Скорее! Разве нет выхода отсюда? Через окно, через боковую дверь, через что угодно, пока она еще не нашла меня.

Литературный редактор встал с негодованием на лице.

— Стыдитесь, сэр, — сказал он. — Не играйте такой недостойной вас роли. Встретьте лицом к лицу вашу неверную жену, мистер Скиннер, и обвините ее в разрушении вашего дома и вашей жизни. Почему вы колеблетесь встать на защиту своих прав и чести?

— Вы меня не поняли, — сказал посетитель, вылезая, с бледным от страха лицом, через окно на крышу прилегающего сарайчика. — Я — Уильям Вагстаф.

ИЗУМИТЕЛЬНОЕ

Мы знаем человека, который является, пожалуй, самым остроумным из всех мыслителей, когда-либо рождавшихся в нашей стране. Его способ логически разрешать задачу почти граничит с вдохновением.

Как-то на прошлой неделе жена просила его сделать кое-какие покупки и, ввиду того, что при всей мощности логического мышления, он довольно-таки забывчив на житейские мелочи, завязала ему на платке узелок.