И в то же мгновение Фердинан Пастр перенесся в салон Бумино. Ставни были закрыты, шторы опущены. Крохотную комнатку, захламленную арабскими пуфами, чеканными медными блюдами и шкурами животных, освещал лишь ночник. В центре стоял столик для верчения на гнутых ножках. За столиком сидели Бумино, сверкающий своей лысиной и с растрепанной бородой, жирная бледная Гортензия, изысканная Луизетта с кошачьей мордочкой и какой-то молодой человек с блестящей черной шевелюрой и спокойным победоносным взглядом.

Сердце Фердинана Пастра бешено колотилось в груди. Оно замирало от радости. Как начинающий актер, он рассматривал публику и взвешивал свои шансы на успех: «Хотя бы все было хорошо! Хотя бы они захотели меня пригласить еще раз!»

Но Бумино уже солидно вещал в бороду:

— Дух, если ты здесь, стукни три раза!

— Я боюсь, — пролепетала Луизетта.

— Успокойтесь, — сказал незнакомый молодой человек. И не разрывайте цепь. Я больше не чувствую ваш мизинец своим мизинцем.

Фердинан Пастр обеими руками схватил столик и с облегчением заметил, что столик поддался. Один, два, три удара звонко раздались в торжественной тишине.

— Он здесь, — прошептала Гортензия, хватаясь за свою мощную грудь.

Фердинан Пастр обрадовался смятению, вызванному его появлением.

К нему относились здесь с уважением. Его боялись. Никогда при жизни он не испытывал по отношению к себе такого лестного внимания.

— Дух Фердинана Пастра, если ты иногда вспоминаешь о нас в безбрежном царстве, где ты сейчас обретаешься, стукни один раз.

Фердинан Пастр поднял столик и стукнул им о пол.

— Он вспоминает о нас, — сказала Гортензия. — Он сейчас подле нас!

— А мы его не видим! — вздохнула Луизетта, складывая сердечком свои розовые губки.

Фердинану захотелось ее поцеловать. Она была чертовски хороша, еще прелестнее, чем раньше, со своим очаровательно накрашенным треугольным личиком и огромными зелеными пронзительными и лживыми глазами.

Нервы четырех спиритов были напряжены до предела. От тишины в салоне кружилась голова.

— О чем ты думаешь, дух? — спросил Бумино. — О мужчине? Тогда дай знать одним ударом.

Если о женщине — двумя.

Не успел Бумино договорить, как Фердинан ответил двумя решительными ударами.

— Он думает о женщине! Он думает обо мне! — всхлипнула Гортензия.

— Дух, может быть, ты назовешь имя этой женщины? — сказал Бумино.

Призрак повиновался, и врач стал переводить его послание, по мере того как Фердинан его отстукивал:

— Тринадцать ударов «Л», двадцать один — «У», десять — «И».

— Что это значит? Ты с ума сошел, Фердинан? — обиделась Гортензия.

Ресницы Луизетты затрепетали. Она пролепетала:

— Я тоже ничего не понимаю, очевидно, какие-то помехи в связи…

Но Фердинан Пастр вдруг прекратил свой труд. Его взгляд приковало странное зрелище.

Под столиком нога молодого человека поглаживала щиколотку Луизетты. А Луизетта сидела так, будто ничего не происходит. Затем несчастный коснулся коленом колена Луизетты, а та лишь опустила глаза. Затем рука мерзавца сползла со столика и опустилась на круглое бедро.

И Луизетта покраснела и прошептала:

— Жорж…

Ну это уже слишком! Потеряв голову, Фердинан Пастр приподнял столик и с силой опустил его сопернику на ноги. Соперник заорал и бросился в другой конец комнаты. Луизетта бросилась за ним и, прильнув к его груди, визжала, будто ее режут.

— Что с вами, — спросил Бумино.