Этот дом состоял из одной комнаты, достаточно большой и высокой, со стеклянным потолком. Кухня, столовая и спальня художника размещались в соседнем строении, соединенном с мастерской подземным ходом. Слуг он набрал из местных жителей, мебель купил самую дешевую у марсельских антикваров, а некий антибский садовник согласился разбить парк. К решетчатой ограде прикрепили железную голубую табличку, на которой золотыми буквами было написано единственное слово «Пенаты».

Благоустройство усадьбы длилось год. Все это время жителей Терра-ле-Фло лихорадило от любопытства и нетерпения, ведь они ничего не знали об их новом соседе. Наконец он явился в зеленом автомобиле с белыми шинами. Автомобиль медленно проплыл по деревне, а затем по каменистой дороге к «Пенатам» и остановился перед входом в усадьбу. Из машины торжественно вышел мужчина с лысой, как колено, головой, длинным острым носом и лучащимися глазами, которые, казалось, вобрали всю синеву неба. Широкий дорожный плащ в розовую и бежевую клетку доставал ему до лодыжек. Уголком рта он посасывал желтый курчавый цветочек.

Поздоровавшись с любопытными, собравшимися у ворот, он сплюнул желтый цветочек, растер его ботинком и с гордо поднятой головой вошел в дом.

В тот же вечер он пригласил местного мэра господина Богаса на ужин.

Господин Богас, краснощекий толстяк с узким упрямым лбом и пышными усами, гордился своим почетным местом и рассчитывал на еще более высокое положение в политической обойме департамента. Мэр поспешил принять приглашение нового жителя селения. Но это угощение он будет помнить до смерти. Его встретил сам Оскар Мальвуазен, одетый в малиновый домашний халат, усеянный морскими звездами.

Сначала хозяин повел его в мастерскую с голыми, чисто выбеленными известью стенами, и полом, выложенным черными и белыми плитами. В углу мастерской был накрыт стол на одну персону.

— Садитесь и ешьте, — пригласил гостя Оскар Мальвуазен.

— А как же вы?

— Я не хочу есть. Я ем только когда проголодаюсь. Если я проголодаюсь через час, то прикажу подать мне какую-нибудь острую закуску. Если я не проголодаюсь до утра, не стану лишний раз набивать себе живот. Но вы на мой причуды внимания не обращайте и ешьте себе на здоровье. Видите, я, кроме того, с одной стороны, ужасно люблю поговорить, — а разве можно говорить, когда ешь! — а с другой стороны, терпеть не могу, когда меня перебивают. А вы, когда будете заняты едой, не сможете вставлять свои замечания. Поверьте, это будет великолепно.

— Ну что же, вам видней, — пролепетал мэр.

Оскар Мальвуазен хлопнул в свои костлявые ладони. Господин Богас с большой осторожностью устроился на стуле и принялся грызть сырые овощи, которые поставил перед ним лакей в белых перчатках. Между тем пока господин Богас изо всех сил жевал морковь и стебельки пахучего укропа, Оскар Мальвуазен в том же малиновом халате разгуливал из по мастерской.

— Я решил поселиться здесь, так как люблю уединение, свежий воздух и яркое солнце. Я художник.

— Вот оно что! — пробормотал господин Богас, — живопись — прекрасная вещь! Стоит попасть в ее сети и уже не вырвешься. Я знаю одного художника-мариниста, так он без конца рисует алые паруса на синем море.

Оскар Мальвуазен наморщил нос и продолжал, тихо посмеиваясь:

— То, о чем вы говорите, никакая ни живопись. До сих пор всякие бездари из сил выбивались, чтобы изобразить вещи и живые существа такими, как они есть.