— Клиш! — прошептал он еле слышно. — Я не хочу тебя видеть. Вон отсюда. Убирайся! И больше не приходи!

Но Клиш, казалось, его не слышал. Со снисходительным видом он поправил одеяло больного.

— Ну, ну, — приговаривал он, — ты крутишься, раскрываешься, еще простудишься. Вот чудак!

— Я запрещаю тебе называть меня чудаком!

— А знаешь, наш шеф Маландрен собирался навестить тебя сегодня вечером.

— Плевал я на него! — вскричал бедняга. — Плевал я на него! Плевал я на все!

Он приподнялся на локте, но от пронзительной боли в плече снова, как подкошенный, упал на подушку. Голова закружилась, и будто сквозь туман он видел, как Клиш встал, надел пальто и шляпу с круглыми, как у гриба, полями.

Шаги удалились.

* * *

Господин Маландрен был маленьким кругленьким человечком с лицом, заплывшим желтоватым жиром, носом-картошкой и блестящими, как помойные мухи, черными глазами.

— Ну, ну! Поздравляю вас, юноша, — сказал он, усаживаясь возле кровати Жана Дюпона.

— Вы можете гордиться тем, что взбудоражили тихую жизнь нашей заводи.

— Вы слишком любезны, — ответил Жан Дюпон.

— Какое удивительное приключение! А знаете, я восторгаюсь вами!

— О Господи, да с чего же?

— Как прекрасна любовь, презирающая смерть!

— Но я не люблю и не презираю смерть!

— Друг мой, — сказал господин Маландрен, — мне уже сорок семь, но когда-то и я был молод. И скажу вам откровенно, я вас понимаю. Возможно, на вашем месте я поступил бы так же. Но только люди очень уравновешенные способны на самую безумную страсть.

Утренняя сцена утомила Жана Дюпона, но он попытался протестовать:

— Это просто несчастный случай… А не попытка самоубийства, господин Маландрен…

Господин Маландрен покровительственно, по-отцовски, улыбнулся.

— Вы славный парень, — сказал он. — И ваша скромность только делает вам честь. А знаете, я попросил господина Мурга ускорить ваше продвижение по службе…

— Спасибо, господин Маландрен, — пробормотал Жан Дюпон, — но уверяю вас…

— Дайте, я пожму вам руку, дорогой Дюпон. Мы оба натуры тонкие и понимаем друг друга с полуслова.

И господин Маландрен взял своими пухлыми пальцами огромную забинтованную руку больного.

* * *

Оставшись вновь один, Жан Дюпон принялся размышлять об этом последнем посещении. Сначала его возмутила такая романтическая трактовка каждым несчастного случая, приключившегося с ним. Конечно, Дениз Паке сейчас чуть не лопается от гордости, думая, что он пытался покончить с собой из-за нее. Конечно, она искренне согласилась на роль женщины роковой, опьяняющей, сводящей мужчин с ума. Очевидно, она сейчас гордится, говоря о нем, называет его «бедняжкой», носит поддельные драгоценности в старинной оправе, рисует шире губы кроваво-красной помадой и приклеивает длинные ресницы. Черт возьми! Он ее больше не любит, он сам хотел порвать с ней еще задолго до того, как она первая ему об этом сказала, а теперь из него сделали посмешище — любовника-неудачника! Все принимают его за жертву, какую-то надоевшую игрушку, которую капризный ребенок отфутболил ногой под радиатор.

Но после разговора с господином Маландреном гнев его начал утихать. Ведь все сочувствуют именно ему! Солидные люди осуждали поведение Дениз и восхищались им. Мысль о самоубийстве из-за женщины льстила всем женщинам, да и некоторым мужчинам тоже. Но ведь в действительности он не собирался умирать из-за женщины. Подобная репутация была для него такой же лживой, как и та, на которую претендовала Дениз.