Отныне господин Цитрин тщетно обдумывал свой распорядок дня, каждый раз Жан Пиге описывал ему послеобеденное время лучше, чем он его проводил в действительности.

И что бы он ни делал, он каждый раз узнавал, что можно было бы сделать еще лучше. Хотя, как только он начинал действовать в соответствии с рассказами юноши, сразу оказывалось, что предвкушаемое в мечтах накануне наслаждение в реальности невозможно. Что-то менялось: обстоятельства, окружение, температура, он сам.

Всякий раз отчеты Пиге звучали для него словно обвинения.

Однажды господин Цитрин, устав от всего этого, решил остаться дома. «Тогда, — думал он, — Жану Пиге тоже придется остаться дома, и он не будет мне читать отчет, переполненный унизительными выдумками о том, где я провел свое послеобеденное время». Он был в восторге от принятого решения и удивлялся, как это раньше не пришло ему в голову. Однако, радуясь, что таким образом защитит себя от чрезвычайного внимания своего наблюдателя, он тешил себя мыслью, что обвел юношу вокруг пальца. Он испортил ему целый день, точно так же, как тот портил ему его дни. Он мстил.

О, сладостные мгновения! Устроившись за письменным столом в кабинете, господин Цитрин клеил марки, а Жан Пиге читал газету у окна. На его лице застыло выражение вынужденного безразличия. Но господин Цитрин, украдкой следя за ним, догадывался о его раздраженности и упивался радостью. Вот Пиге поджал губы, непривычно нахмурился. Была минута, когда Жан Пиге спросил с безразличным видом:

— Вы сегодня не выйдете из дома?

— Нет, — отвечал господин Цитрин с простодушным лукавством. — Я устал.

И Жан Пиге снова погрузился в чтение газеты.

Под вечер лицо его так нахмурилось, что господин Цитрин уже готов был пожалеть его. Но он взял себя в руки, припомнив все неприятности, которые причинил ему юноша. Впрочем, чем более приближалась минута отчета, тем более господина Цитрина беспокоила другая мысль: как юноша расскажет ему об этих нескольких часах его кропотливых занятий? Сумеет ли он передать интимную суровую атмосферу комнаты, сосредоточенную тишину и то, как медленно по углам расползались сумерки? Сумеет ли он описать утонченные движения господина Цитрина, колдующего над своим альбомом с марками?

Во время ужина господин Цитрин был чрезвычайно любезен с Жаном Пиге, будто желая оправдаться в его глазах и склонить его к льстивому отчету о послеобеденном времени. Он заметил будто мимоходом:

— Мне ужасно нравится моя коллекция. Правду говоря, я никогда не соглашусь с людьми, которые считают даром потерянным время, проведенное над марками. А я считаю, наоборот, это день, проведенный с пользой… Лучшего и не придумаешь…

— Извините, — сказал Жан Пиге, — мне нужно идти писать отчет.

— Конечно, пожалуйста…

Когда юноша ушел, господин Цитрин подумал, что все эти настойчивые заискивания, что-бы услышать одобрение Жана Пиге, свидетельствовали о его зависимости от этого человека.

Юноша вскоре вернулся и остановился у камина. Господин Цитрин, сгорая от нетерпения, приказал:

— Начинайте!

— Шестнадцатое июня…

Жан Пиге замолчал. Сердце господина Цитрина бешено стучало. Он ждал. Жан Пиге закончил спокойным голосом:

— Ничего.

Это слово прозвучало для господина Цитрина, как пощечина. Он едва слышно пролепетал:

— Что? Что? Вы с ума сошли!.. Но он уже знал, что проиграл и что никогда больше не решится сидеть дома.

Глава X

Господин Цитрин уже внизу на лестнице услышал, как дверь открылась и кто-то начал спускаться следом за ним. Он узнал размеренные шаги Жана Пиге. Господин Цитрин прекрасно знал, что юноша нарочно выходил из дома одновременно с ним, будто собираясь следить за ним, но затем, засвидетельствовав таким образом свое присутствие, он сразу же куда-то исчезал.