— Да.

— Какая досада.

Он сплюнул на пол.

— Меня зовут Солейхавуп, — представился здоровяк. — А его Планш. Мы из одной роты. Только он, бедняга, все время хандрит, а я, я ничего!.. — Он улыбнулся мне во весь рот, полный гнилых зубов, и повторил: — Я ничего. Никто не умеет так приспособиться, как я.

Сказав это, Солейхавуп замолчал и закурил трубку с засаленной головкой. Старик заерзал на месте.

— Не будете ли вы так любезны погасить свет? — сказал он.

— Сейчас, только глотну разок, — властно возразил Солейхавуп. И, запрокинув голову, держа флягу обеими руками, направил струйку прямо себе в глотку. Напившись, он стер с губ фиолетовые капельки вина и передал флягу товарищу.

— Вы не важничаете, — обратился Солейхавуп ко мне, — и это приятно. Меня лично тошнит от тех, кто важничает. У нас в полку есть капитан, так вот он здоровается раньше, чем ты успеешь отдать ему честь. Вот это, я понимаю, по-людски!

— Свет, ради Бога, — взмолился старик.

— Сейчас, — резко ответил Солейхавуп, по-видимому слегка захмелев. — Бог для того и создал электричество, чтобы люди им пользовались. Я вот вам сейчас покажу одну штуковину, господин лейтенант.

Он извлек из карманов целый ворох платков, шнурков, перочинных ножей, старых писем, посыпанных табаком, разложил все это на полке и медленно стал разбирать своими толстыми неуклюжими пальцами эти сокровища. Затем он протянул мне какую-то медную шайбу с выдавленными на ней кабалистическими знаками.

— Что это?

— Это талисман, он приносит счастье. Когда он со мной, у меня все в порядке. Как-то раз я его забыл, и адъютант Муат обвел меня вокруг пальца.

— Так вот кто отвинтил все гайки, — вставил Планш.

— Тебя не спрашивают, — огрызнулся Солейхавуп. — Этот коротышка всю жизнь прожил со своими стариками и думает, что все такие же забитые, как и он. А вы, если хотите, можете поспрашивать у местных, что они обо мне думают, И вам ответят: «Солейхавуп прослыл сорвиголовой. И если он вышел целым и невредимым из всех передряг, так только благодаря вот этой самой шайбе». Вам скажут именно так, и это будет правдой! Взять хотя бы историю с фермой Рустуфля.

— Что еще за ферма? — спросил я.

— Да вы ее не можете знать. Для этого надо быть местным.

— Все, сейчас он начнет рассказывать свою историю, — удрученно сказал Планш.

— И расскажу, если захочу! И не тебе, а господину лейтенанту и вот этому штатскому.

Старичок снова забеспокоился и робко напомнил:

— Вы могли бы погасить свет. Рассказывать можно и в темноте.

— Ладно, — сдался Солейхавуп, — к тому же мой рассказ лучше слушать в темноте. Но сначала я хотел бы попросить вас об одной услуге, господин лейтенант. Вы делаете пересадку в Шалоне?

— Да.

— Мы тоже. Но только мы, по-видимому, не сможем влезть в поезд для рядового состава, а вы, как офицер, имеете право ехать в вагоне для гражданских, где полки мягкие, как перина. Так вот мы бы хотели пристроиться к вам и проскочить в первый класс. Никто не осмелится и слова сказать, все подумают, что мы ваши денщики.

— Договорились.

— Все, гашу свет!

Купе погрузилось в темноту.

Планш приоткрыл занавеску, и купе наполнилось холодным лунным светом. Поезд мчался среди дивного пейзажа. Прислонившись к оконному стеклу, я смог разглядеть, как снежные холмы сбегают в зеленовато-голубую бездну какой-то реки.