В воскресенье вечером, за несколько минут до отбоя он поцеловал ее в губы. Она не сопротивлялась, только тихонько застонала, как животное. Было уже так темно, что он с трудом различал ее лицо. Опьянев от счастья, он сориентировал свой поцелуй по слабому аромату ананаса, исходившему от душистого ротика, полураскрытого на уровне его рта.

На следующий день он встретил Иоланду только в пять часов вечера. Она решительно шла по аллейке, которую они избрали для свиданий. Он подошел к ней и взял ее за руку. Но она резко отстранилась и засмеялась.

— Что с вами? — спросил он.

— Со мной? Ничего.

Он внимательно пригляделся к ней. Что-то изменилось. Она смело встретила его взгляд. Она смотрела прямо, смеялась во весь рот, откровенно и нагло, что его удивило.

— Почему вы не пришли утром? — продолжал он.

— Я была на инъектировании.

Ужасное подозрение закралось в душу Альбера Пинселе.

— И… и… кто же вы теперь? — пробормотал он.

— «Женщина уравновешенная, умная, властная, деловая, любящая хорошо покушать». Профессор Отто Дюпон очень доволен.

Она, казалось, восхищалась этим характером, как новым платьем. Альбер Пинселе в отчаянии опустился на скамейку.

— Что? Что? — простонал он. — Возможно ли, чтобы это очаровательное создание, нежное, тонкое, мечтательное…

— Можете с ним проститься.

— Значит, я могу проститься с моей любовью!

— Ну а это совсем другое дело. Прежде всего, вы тот тип мужчины, который мне нравится. Я только прошу вас отрастить усы и короче подстричь ногти!

— Иоланда, Иоланда, возможно ли это?

— В этом заведении все возможно, дорогой мой. У вас нет сигары? Я их обожаю. Ах! Да, на чем это я остановилась? Садитесь рядом со мной. И не нужно сидеть с таким трагическим видом! Дайте, я вас поцелую.

Она наклонилась к нему и поцеловала в губы умелым и длинным поцелуем опытной женщины.

— Уф! Как хорошо! — продолжала она.

В душе Альбера Пинселе нарастал гнев. Он сердился на Иоланду за это ужасное превращение, будто она действительно была в нем повинна. Он презирал ее за то, что она довольна собой.

— Вы… вы мужеподобны! — процедил он сквозь зубы. — Но не забывайте одного: я здесь командую. Я вас сломлю, заставлю измениться.

Она глупо захохотала.

— Замолчите! — прикрикнул он.

И занес руку для пощечины. Но не успел ее опустить, так как сам получил пощечину.

— Потише, дружок, — заявила девица.

И она удалилась, громко и фальшиво насвистывая ковбойскую песню.

Альбер Пинселе тяжело переживал это происшествие. Он плакал о несбывшейся любви, проклинал профессора Отто Дюпона и поклялся завтра же утром сбежать из клиники. Но, сам не зная почему, остался. Больше того, он искал встречи с Иоландой, когда она вышла из женского отделения и прогуливалась вдоль решетки, покуривая сигару. При виде ее его охватила сладостная истома. Он должен был признаться, что и в этом обличье он ее любил. За этой угнетавшей его наружностью амазонки скрывалась близкая натура, за этим печалившим его непроницаемым лицом — загадочная и нежная душа, очарования которой он еще не забыл. Инъекции профессора Отто Дюпона меняли оболочку, но не скрытые глубины души, а источники тепла, жизни, любви оставались без изменений.