Со своей стороны Иоланда попросила мамочку помочь ей.
— Хоть бы я еще любила его завтра! — сетовала она.
— Будущее в руках профессора, — ответила мамочка, качая головой.
К концу сентября влюбленные, доведенные до отчаяния, решили заявить Отто Дюпону об уходе. Они отправились к нему, изложили мотивы ухода и извинилась за то, что не могут остаться до истечения двухлетнего срока, предусмотренного контрактом. Отто Дюпон был великодушен: он не только не потребовал возмещения убытков, но даже пообещал выплачивать небольшую ренту в первые три года их супружества. Последняя инъекция вернула им их изначальные характеры. Они отнеслись к ней, как к священнодействию.
Через месяц они поженились и сняли двухкомнатную квартиру недалеко от Итальянских Ворот.
* * *
Первое время после свадьбы было безоблачным. Молодые супруги не могли привыкнуть к мысли, что они вместе. Засыпать и просыпаться рядом с тем же человеком! Выходить, зная, что по возвращении тебя встретит то же лицо, те же речи, что и завтра, и всегда, и что в размолвках будете виноваты не только вы сами!
— Мне кажется, что это сон! — мурлыкала Иоланда.
А Альбер целовал ей руки:
— Как чудесно надеяться, предвидеть! Ты помнишь, как были смешны твои причуды амазонки?
— Смешны? Но почему же! Напротив, это ты был смешон в роли дешевого Дон-Жуана!
И они смеялись над былыми горестями.
Однажды в воскресенье они решили сходить в гости к профессору Отто Дюпону. Вернулись они грустные и обеспокоенные.
— Ты видел, к флигелю испытателей пристроили еще одно крыло, со стороны женского отделения…
— Но и садик стал меньше.
— Да нет же, он просто нам казался больше.
* * *
Шло время, и Альбер Пинселе становился все задумчивее, все молчаливее и раздражительнее. Иоланда же совсем не выходила из дому и целыми днями сидела в кресле у окна, смотря на карусель автомобилей под дождем. Альбер вставал, подходил к ней, целовал в лоб и возвращался в свой угол, шаркая тапочками. Раздавался бой часов.
— Что мы будем делать сегодня вечером, любимая?
— Что хочешь, любимый.
Вскоре Альбер Пинселе понял, что ему с женой ужасно скучно. А Иоланда вынуждена была признать, что ее жизни с мужем не хватает волнующих неожиданностей. Все время один и тот же мужчина, та же женщина. Они вспоминали о пребывании в клинике, где каждая встреча готовила сюрприз. Буйство фантазии плохо подготовило их к теперешней жизни. Теперь они больше не могли познать ни ужас, ни наслаждение. Все известно заранее. Ад скучной обеспеченной жизни. Альбер Пинселе тайком завел любовницу. А Иоланда — любовника. Но связи эти были мимолетны. Они вернулись друг к другу, испытывая отвращение и раскаянье. Они извинились:
— Я изменила тебе, любимый.
— И я тоже изменил тебе, любимая!
Они были очень бледны. Голос Альбера звучал угрюмо, он хмурился, пытаясь оправдать свое поведение:
— Видишь ли, раньше я изменял тебе с тобой же. Каждые десять дней ты была собой и не была собой, и я был собой и не был собой…
— Как я тебя понимаю!
— Я боялся тебя потерять. Но каждый раз, теряя тебя, я вновь обретал тебя непостижимым образом в другой. Ты ускользала от меня, но была со мной. Ты принадлежала мне, не принадлежа…
— Помнишь ли тот день, когда я сказала тебе «любовь для меня — борьба»? Ты был ничтожным неудачником. Ах, как мне хотелось бы, чтобы ты снова им стал!..
— А я так хотел бы, чтобы ты снова стала тем гротескным «синим чулком», увлеченным математикой!..
— Ах! Альбер! Альбер! Что мы потеряли!
И она разрыдалась:
— Целую жизнь, — стонала она, — ты будешь тобой, а я буду мной! Ведь это ужасно!
А он шептал, осушая поцелуями слезы:
— Да! Да, это ужасно, Иоланда! Да! Да, это ужасно!
* * *
На следующий день Альбер Пинселе и его жена вернулись на службу к Отто Дюпону. |