— У-у-у, — только и смогла восхищенно произнести служанка. — Беги, покажись маме.
Повизгивая от возбуждения дитя полетело на второй этаж, где в одиночестве сидела донья Эмилия. Увидев в дверях дочь, она отложила книгу, которую читала, поднесла руки к губам и, качая головой, произнесла:
— Чудо! Настоящее маленькое чудо! Видел бы тебя твой отец… Вылитый ангелочек! Иди, я тебя поцелую, солнышко.
Получив поцелуй, девочка принялась носиться вокруг матери, подпрыгивая и напевая свою любимую песенку, по традиции снова изменив в ней слова.
Чтобы слово «кружатся» рифмовалось с «вьются», она произносила его, как «кружутся», с ударением на второе «у». То, что придуманное слово не существует нимало ее не заботило. Хотя, раз она его произносила, значит оно уже несомненно существовало. Дети вообще большие изобретатели в плане языка. Удивляло в этой девочке другое, когда она пела, то совсем переставала заикаться, словно и не начинала никогда.
— Нет, не так, — поправила донья Эмилия улыбаясь тихой улыбкой, будто увядшей, как те листья, что она прятала меж страниц книг, — правильно говорить кружатся.
Продолжая скакать на одной ножке по комнате и помахивать изящными крылышками, все так же нараспев дитя проговорило.
— Тогда рифма скрючится, и стих не получится.
— Выдумщица ты у меня…
Пожав плечами донья Эмилия вернулась к книге, а ангел полетел вниз, где можно было поглядеться в большое зеркало в тяжелой деревянной раме. Оттуда она вынеслась в патио, где зацепилась за острый шип акации и порвала рукав. Услышав треск ткани и увидев дыру девочка остолбенела, потом опустилась на корточки и тихо заплакала. Чудесный наряд был безнадежно испорчен. «Что же за несчастный я человек! — думала она. — Платье сгубила. Не быть мне теперь ангелом!» Такой безнадежно плачущей ее и нашла Летисия, случайно заглянувшая сюда. Хорошо, что у негритянки остался еще кусок белой ткани, из которого и был сшит новый рукав. Мария успокоилась, но больше в этом платье нигде не бегала, боясь его еще раз порвать или испачкать.
Вскоре начались репетиции. Дети послушно выполняли то, что говорил падре. Он хвалил их и одаривал конфетами. У одной лишь Марии Руденсии ничего не выходило. Ей досталась роль ангела, который сначала выносит веточку акации, показывая, как были сотворены растения, а потом развешивает звезды. Звездочки были сделаны из кусочков зеркал, к которым сзади были приделаны маленькие крючки, чтобы их можно было развешивать на синем полотне, стоящем в глубине сцены и символизирующем небо. Нет, конечно, Мария могла просто выйти, вынести веточку и развесить звезды, но не это нужно было падре.
— Мария, девочка моя, — объяснял он, — ты должна выйти легко, как ангелочек и вынести веточку так, как будто это именно ты, Мария Руденсия, выполняя волю Божью, даришь людям растения. Понимаешь, все эти деревья, — он показал рукой на растущие рядом со школой ивы, — и акации, что растут возле вашего дома, ты все это даришь. А ты выносишь веточку, словно это веник, а звезды — стекляшки. И смотришь, как будто на всех разом обиделась. А ты подари всем эту веточку и звезды. Понимаешь? По-настоящему. Нужно поверить, что ты принесла им все это. Господь говорит тебе: «Подари им!», и ты даришь. Ты должна стать на время представления настоящим ангелом!
— М-мама и Летисия г-говорят, что я и т-т-так, как ангел, — она немного обиделась.
— Ну правильно говорят, выглядишь ты и по улицам бегаешь, ни дать ни взять — херувимчик. Так что ж на сцене-то, как деревяшечка? Ни обрадуешься, ни улыбнешься.
— Потому ч-что это все не в-взаправду.
— А ты думай, что взаправду. |