— Не знаю, что и сказать тебе, кроха. Спросил бы ты лучше у падре.

— Я уже шпрашивал, — дитя безнадежно махнуло рукой и удалилось, загребая пыль босыми ногами.

— Что он х-хотел, Летисия? — спросила подошедшая Мария.

— А я, девочка моя, и сама не поняла. Вопросы какие-то чудные задавал.

Потом вспомнила, что и у Марии недостает некоторых зубов, только их не видать, и засмеялась. «Значит бывают», — подумала про себя.

— Пойдем, милая, я угощу тебя изюмом.

В день спектакля в театре собралась половина поселка. Пришел даже алькальд с супругой, и немудрено, ведь их дети тоже были среди ангелов. Алькальдовы дети выносили на сцену бычка и барашка, когда речь заходила о сотворении животных. После представления члены самых почтенных семей селения были приглашены на ужин к алькальду, в честь десятилетия его свадьбы. Поэтому праздник выходил вроде как двойной. Все были в своих лучших нарядах, отчего воздух пропитался запахами духов и нафталина. Несмотря на вечерний час, было довольно жарко, дамы обмахивались веерами и вели негромкие разговоры, обсуждая, как всегда, наряды друг друга, а также другие не менее важные вещи. От этих разговоров зал напоминал гудящий улей, заполненный необыкновенно пестрыми пчелами.

Дети провертели в занавесе дырочки, чтобы можно было глядеть, на собравшуюся публику и выискивать в толпе своих. Мария немного попихалась за место у такой дырочки с сыном алькальда, державшего в руках плюшевого ягненка с пуговицами вместо глаз. Победа была за ней. Она приподнялась на цыпочки, заглянула в зал. Долгое время не могла найти никого, поскольку там был полумрак, к которому должны были привыкнуть глаза. Наконец обнаружила мать. Она сидела недалеко от сцены. На ней было малиновое платье с открытыми плечами, распущенные темные волосы падали на них свободным потоком. Это было ее любимое платье, она не носила его с самой смерти мужа. Как и многие другие дамы, она обмахивалась веером, с изображенным на нем лебедем. Отец Марии подарил ей платье и веер вскоре после свадьбы незадолго до того, как отправиться на войну. Мария пожалела, что папа не сможет увидеть представление и маму, которая была сейчас самой красивой в зале. Дети всегда так думают о своих родителях. Вот только глаза у мамы, как всегда, были печальные.

Летисия стояла сзади, вместе с другими слугами. За ее огромную юбку держалось несколько чужих детей, по малолетству не участвующих в спектакле. Дети шалили, негритянка трепала их по курчавым головам, уговаривая не шуметь.

Падре позвонил в колокольчик. Свет везде погас. Гул в зале медленно утих и лишь цикады трещали во тьме сквозь открытые окна. Представление началось.

— Темнота какая, — услышала Мария рядом шепот кого-то из актеров.

Падре громким, глубоким голосом принялся читать начало Библии.

— В начале было слово и слово было у Бога и слово было Бог…

Все внимательно слушали, хотя многие знали эту часть наизусть.

— В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, тьма над бездной и дух Божий носился над водой.

На сцене в темноте летали светляки, будто представляли дух Божий, мятущийся во тьме пустой вселенной, одолеваемый сомнениями и тревогами за судьбу будущего мира. Падре говорил торжественным голосом, желая донести до слушателей всю ответственность происходящего на сцене момента.

— И сказал Бог: да будет свет.

За сценой к этому моменту были зажжены несколько светильников с надетыми на них плотными колпаками, чтобы свет до поры не проходил наружу. Едва были произнесены слова «да будет свет», как все колпаки разом были сняты с ламп, и все озарилась. Фоном для света на сцене служила плотная черная ткань, символизирующая темноту, в которой пребывала до сих пор Вселенная.