Изменить размер шрифта - +
Я не умею жить среди людей, поэтому стараюсь быть от них подальше, если в этом нет надобности. Как они боятся опасностей окружающего безжалостного мира, так и я боюсь мира людей, бегу от него. В этом мы с ними одинаковы. Они избегают тьмы, я света. Они бегут в безопасную тьму, созданную человеком, я к холодному свету жизни, очищенному тьмой.

Остаток дня я провел размышляя, как мог бы выглядеть этот человек и какой пост он занимает на заводе. По зигзагообразной закорючке подписи было трудно судить о его характере, ведь я не графолог. Единственное, на что я обратил внимание, так это на то, что его подпись такая же простая, как и моя. Я еще давно, в школе, сделал одно любопытное наблюдение. Простая и короткая подпись бывает, как правило, у людей застенчивых и неуверенных в себе. Они стесняются завести себе какой-нибудь роскошный вензель, видимо, не считая себя вправе обладать им. Это обстоятельство позволило мне даже проникнуться чем-то вроде симпатии к этому таинственному Немоляеву, хоть он и присылал мне все эти кучи разрозненных и бессвязных бумаг, да плюс к тому обладал нахальной манерой разговора. Хотя, впрочем, за ней могла прятаться робкая стыдливая натура.

Мне пришлось несколько дней подряд принимать реланиум, чтобы еще раз попытаться выяснить что-нибудь о личности обладателя простой подписи. Как назло в течение трех дней мне никто не звонил. Я уже подумывал о том, чтобы бросить это дело, как на четвертый он все же прорезался, чтобы, как обычно узнать, показания манометра.

Сказав ему показания стрелки, я обратился с вопросом:

— Извините за, может быть, бестактный вопрос, но вы не Немоляев случайно будете?

Странно, но голос, обычно спокойный и решительный, отчего-то вдруг испугался:

— Почему же Немоляев? Отнюдь нет, моя фамилия, — он замялся, — Кириллов.

Он быстро закруглил разговор и оставил меня наедине с гулом.

 

Работа моя была совсем простая. Я сидел возле стола с телефоном и смотрел на его блестящую черную поверхность, в которой отражается искаженное окно с решеткой, ветки дерева с шапками снега за ним, мое лицо. Плоскости телефона искажают все, что находится вокруг них, переплавляют окружающее в нечто неузнаваемое. Порой мне кажется, что он — самое настоящее насекомое, с концом путины на хвосте, нагло усевшееся здесь, не боящееся никого и ничего. Сидит и ждет, пытаясь заворожить меня игрой света на своих лакированных закрылках. А когда я буду полностью загипнотизирован, оно обовьет меня паутиной провода, и словно компьютер, подключит к какой-то глобальной сети, чтобы высасывать из меня силу, жизнь, чувства, давая взамен виртуальные безопасные суррогаты, от которых крошатся зубы, дряхлеет и атрофируется тело, слепнут глаза, кости теряют прочность и ломаются от простой попытки двинуться с места.

У Лема где-то описана модель будущего, когда вся природа вокруг будет заражена мельчайшими частицами, которые будут заботиться исключительно о безопасности человека. Чтобы камни не могли разбить вам лоб, стекло порезать, трава отравить, вода утопить и так далее. Я думаю все будет с точностью до наоборот.

Когда на земле с помощью технологий будет достигнуто всеобщее благоденствие (а ведь именно это высшая цель нашей цивилизации — всеобщая сытость, покой и безопасность), многие просто не захотят больше делать ничего, кроме как лежать в неких капсулах подключенными к системе жизнеобеспечения и блуждать по виртуальному миру, играя в игры, общаясь, получая образование (если это к тому времени вообще будет хоть кому-нибудь нужно), занимаясь любовью с себе подобными, предаваясь всем мыслимым и немыслимым извращениям, путешествуя по миру, принимая безопасные виртуальные наркотики, поднимаясь к новым зияющим высотам наслаждения, и познавая новые, невероятные удовольствия. И это все при том, что здесь можно быть не связанным никакими моральными и материальными законами.

Быстрый переход