На следующий день комната до того преобразилась, что сам Робинзон в ней бы с удовольствием пожил. От двери до камина растянулся, весь в косых шашках — циветта и рысь — меховой ковер. Над камином торчали огромные, острые рога гну. По стенам повисли плетеные щиты, копья с красными висюльками и допотопное ружье с огромным облезлым прикладом; над умывальником качалось чучело ящерицы, похожей на гигантского жирного таракана. Все чрезвычайно нужные в домашнем обиходе предметы. На диване распластался леопард, на кровати — антилопа, на комоде — черт знает что.

Жена доктора недаром с раннего утра работала, все пятки оттоптала. Зато когда пришли гости — квартирная хозяйка и вторая жилица — было на что посмотреть.

— Чудесно! Ей-богу, я не узнаю вашей комнаты, — прошелестела жилица, сделав сразу два дела: сказала любезность докторше и замаскированную колкость хозяйке.

— В самом деле недурно, — сдержанно похвалила хозяйка.

Посидели, с трудом балансируя на кожаных марокканских пуфах, пощупали, охая и восхищаясь, суданские пестрые покрывала, которые докторша почему-то называла «кувертюрами». Примеряли грузные ожерелья из слоновой кости, напоминавшие связки бильярдных шаров.

— Очаровательно. Но они полнят, — улыбнулась сама себе в зеркало жилица, втягивая в себя кулебякообразный подбородок… Впрочем, на арбуз, что ни надень, все полнить будет, — эта простая мысль ей в голову не приходила.

Драпировались в леопардовые и пантерные шкуры — и походка у дам сразу сделалась хищной и экзотичной: несомненно, Клеопатра, хотя об этом точных исторических данных не сохранилось, именно так и ходила…

А потом по очереди плотной спиралью наворачивали вокруг себя змеиную кожу. Бедный удав даже и не представлял себе, какое он после смерти получил платоническое удовольствие. Но, увы, что может сделать бессильная мертвая кожа…

— Но, голубчик, это все не модно, — очнулась наконец жилица. И столько любезного уксуса было в ее словах, что и описать невозможно. — Страусовые перья, пантеры, змеиная кожа, слоновое колье — все это ведь отошло уж в область преданий…

Докторша сердито повернулась на пуфе. В Африке она от дипломатии отвыкла и ответила деловито и просто:

— У кого чего нет, тому оно и не модно. Над нами не каплет. А через два сежура все опять модным станет. Вот и крокодиловые сумки, говорят, уже устарели… Что же, прикажете крокодилам беспрепятственно размножаться, потому что на них мода прошла? Чепуха. Коммерсанты свое дело знают.

И чтобы как-нибудь затушевать наступившую паузу, показала гостям за умывальником паскудного идола. Черное вздутое пузо с огромным пупком, бюст, как две дудки, и задранный кверху сверхъестественный зад. А уж про рожу лучше и не говорить: другой и непьющий запьет, если с таким маримондой месяц в комнате проживет.

— Женщине-уродине этой в глаза плюют, а потом себе слюной этой виски натирают. Говорят против головной боли помогает. Ну, что ж, давайте чай пить. Налюбовались.

Гостьи брезгливо переглянулись. Ведь они, черт возьми, проплеванного этого идола за морду трогали до того, как докторша им биографию его объяснила.

После демонстрации идола докторша раскрыла на столе альбом, испытанное средство, когда не знаешь, что делать с гостями.

Черные красавицы со взбитым войлоком на голове были идеально сложены, но дамы, разумеется, обратили внимание на то, что можно было и не подчеркивать (природа и сама достаточно подчеркнула):

— Ах, какие мордальоны!

К мужчинам они почему-то отнеслись снисходительнее, хотя на конкурсах «мордальонов» черные мужчины, при бесстрастном жюри, конечно, получили бы первые премии.