В ночи неистовствовал лягушачий хор, из которого то и дело выделялись виртуозные дуэты, выводившие протяжные низкие рулады и серии легких придыханий и вскриков. Прерывисто дыша, ослепленные страстью, Ливайн и Ромашка, к своему удивлению, осознавали единение ночных певцов как нечто большее, чем обычные проявления близости: сплетение мизинцев, чоканье пивными кружками, добрососедские отношения в духе журнальчика «МакКолл». Ливайн в небрежно сдвинутой набок бейсбольной кепке на протяжении всего представления попыхивал сигарой, ощущая непроизвольное желание защитить девушку — еще не отданную на поругание Пасифаю. Наконец, под неумолчное кваканье глупых лягушек, они опустись на матрац и легли, не касаясь друг друга.

— Посреди великой смерти, — сказал Ливайн, — маленькая смерть. — И добавил: — Ха. Звучит как заголовок в журнале «Лайф». В разгаре «Жизни» объяты мы смертью. Господи.

Они вернулись в кампус, и, прощаясь у фургона, Ливайн сказал:

— Увидимся на стоянке.

Она слабо улыбнулась.

— Заходи как-нибудь, когда освободишься, — сказала она и уехала.

Пикник и Бакстер играли в очко при свете фар.

— Эй, Ливайн, — сказал Бакстер, — я таки потерял сегодня невинность.

— А, — сказал Ливайн. — Поздравляю.

На следующий день к ним заглянул лейтенант.

— Если хочешь, можешь идти в увольнение, Ливайн, — сказал он. — Все уже утряслось. Ты здесь просто лишний рот.

Ливайн пожал плечами.

— Ладно, — сказал он.

Моросил дождь.

В фургоне Пикник сказал:

— Боже, как я ненавижу дождь.

— Ты прямо как Хемингуэй, — заметил Риццо. — Странно, да? Томас Стернз Эллиот, наоборот, любил дождь.

Ливайн закинул на плечо вещмешок.

— Странная штука этот дождь, — сказал он. — Он может оживить слабые корни, может размыть почву и оголить их. Пока вы тут торчите по яйца в воде, я буду нежиться на солнце в Новом Орлеане и вспоминать о вас, парни.

— Ну так катись отсюда, — сказал Пикник, — да побыстрее.

— Кстати, — сказал Риццо, — Пирс искал тебя вчера, но я ему наплел, что ты, мол, пошел за запчастями для ТСС. Никак не мог сообразить, куда ты свалил.

— Ну, и куда я, по-твоему, свалил? — тихо спросил Ливайн.

— Я этого так и не понял, — ухмыльнулся Риццо.

— Пока, ребята, — сказал Ливайн.

Он нашел попутную машину, направлявшуюся в Таракань. Когда они отъехали на пару миль от города, водитель сказал:

— Черт, а хорошо все-таки вернуться назад.

— Назад? — не понял Ливайн. — Ах да, наверное. Он уставился на дворники, сметавшие дождевые капли с ветрового стекла, прислушался к дождю, хлеставшему по крыше кабины. И через какое-то время уснул.

К низинам низин

В половине шестого вечера Деннис Флэндж по-прежнему закладывал за воротник с мусорщиком. Мусорщика звали Рокко Скварцоне, и около девяти утра, едва завершив обход, он прибыл прямиком к дому Флэнджа в рубахе с прилипшей апельсиновой кожурой и галлоном домашнего мускателя, который искусительно покачивался на его мощной руке, перемазанной кофейной гущей.

— Эй, sfacim! — заревел он из гостиной. — Я принес вино. Выходи.

— Отлично! — заорал в ответ Флэндж и решил, что на работу не пойдет. Он позвонил в адвокатскую контору Уоспа и Уинсама и наткнулся на чью-то секретаршу.