— Извините, сэр, — крикнул ему вдогонку Ливайн. И тихо добавил: — Бог ты мой, Риццо, ты видел?

Риццо рассмеялся.

— Война — это ад, — жестко сказал он.

Они просидели в кабине еще с полчаса, прежде чем наконец появился лейтенант. Они рассказали ему о капитане, который искал Национальную гвардию, и показали статью об урагане.

— Ладно, пора двигаться, — сказал Пирс, — Там уже все с ума сходят без связи.

Как выяснилось, армейские подразделения обосновались на территории кампуса Макнизского колледжа на окраине города. Уже стемнело, когда два фургона, проехав по тихим улочкам кампуса, остановились на огромном, поросшем травой пустыре.

— Эй, — крикнул Пикник Бакстеру, — давайте, кто быстрее.

Они бросились разворачивать 40-футовые антенны, и Бакстер с Риццо закончили первыми.

— Ну и черт с вами, — сказал Ливайн, — угостим вас пивом, когда покончим с этой фигней.

Пикник занялся ТСС-3, а Ливайн принялся налаживать РЛС-10. К полуночи связь была установлена.

К ним в фургон заглянул Бакстер.

— С вас пиво, ребята, — сказал он.

— Здесь поблизости есть хоть один бар? — спросил Ливайн.

— У нас только ты и Риццо в колледжах учились, — сказал Бакстер. — Так что вы должны быть здесь как дома.

— Да, Натан, — тихо поддакнул Пикник, оторвавшись от ТСС-3. — Тебе, как бывшему студенту, и карты в руки.

— Тоже мне вечер встречи выпускников, — сказал Ливайн. — Может, лучше набить тебе морду?

— Может, лучше угостишь нас пивом? — предложил Бакстер.

В нескольких кварталах от стоянки они нашли небольшой студенческий бар. Сейчас в Макнизском колледже занятия продолжались только на летних курсах, и в баре было лишь несколько парочек, танцевавших под музыку в стиле ритм-энд-блюз. Над стойкой висела полка, уставленная кружками, на которых были написаны различные имена. Обычный студенческий бар.

— Ничего, — бодро сказал Бакстер, — пиво оно и в Африке пиво.

— Давайте петь студенческие застольные песни, — предложил Риццо.

Ливайн посмотрел на него.

— Ты серьезно? — спросил он.

— Лично я, — сказал Бакстер, — терпеть не могу всей этой университетской чепухи. По мне, главное — жизненный опыт.

— Деревня, — сказал Риццо, — гордись, что сидишь в обществе трех лучших интеллектуалов армии.

— Я не в счет, — сказал Ливайн. — Я карьерист, и точка.

— Вот и я о том же, Натан, — сказал Бакстер. — У тебя диплом колледжа, а добился ты того же, что и я, хотя я и в школе не доучился.

— Беда Ливайна в том, — сказал Риццо, — что он самый ленивый раздолбай в армии. Делать ничего не хочет и боится пустить корни. Он как зерно, брошенное на камни, где нет ни клочка земли.

— И когда поднимается солнце, — улыбнулся Ливайн, — оно сжигает меня, и я усыхаю. Как ты думаешь, какого черта я столько времени сижу в казарме?

— Риццо прав, — сказал Бакстер, — в этом смысле форт Таракань в Луизиане — самое каменистое место.

— И солнце там жарит будь здоров, это точно, — сказал Пикник.

Они сидели, пили пиво и трепались до трех часов утра. Уже в фургоне Пикник сказал:

— Господи, этот Риццо говорит как заведенный.