территории англичан порох и пули были в порядке вещей, хотя не так уж часто использовались. Полный запрет был исключительно для гражданских, причем искусственный. В нашей же части Ойкумены его вообще просто-напросто никто не мог использовать – даже, к примеру, я, бывший карабинер в старом мире, ни разу за все время пребывания здесь не держал и захудалого пистолета. Новички, попадавшие к нам, имели какие угодно способности, но только не к стрельбе из пороховых орудий, а из убитых монстров выпадало, опять же, все, кроме огнестрела. Поговаривают, что Октавиан Великий в свое время взял гейс перед лицом кого-то из здешних богов – а тот ему взамен необычайную силу, которая и привела бывшего флорентийского чиновника к власти в им же созданной Новой Римской империи.

- Книги, – доложил Витторио. – И один гладиус, все испорчено Разломом.

Как и следовало ожидать – с коргов никогда ничего не падает. И, вообще, поход у нас пока не очень удачный: пока что с начала рейда на нашем счету было пять книг и порядка пятидесяти единиц оружия, девяносто девять процентов которого придется продавать по цене металла. Единственный нормальный клинок выпал с катафрактариев, но они в этой части Разлома были довольно редки. Все больше черви и иногда каменные крысы.

- Контуберналии! – зычно воззвал я к солдатам. – Движемся дальше!

Пятнадцать лет в легионе, до этого полтора – в рядах новичков, поставивших своей целью добраться до Рима. Из тридцати дошли только тринадцать, и я в их числе. Остальные сгинули – кто навсегда, а кто просто осел в мелких городах. Повезло еще, что никого не сделали рабом. Сейчас в этом плане большая напряженность – пленных англичан пришлось вернуть в Союз по условиям мирного договора, а новичков, которых за провинности можно было лишить свободного статуса, попадалось в последнее время все меньше и меньше. Даже нам с Лаурой пришлось отказаться от своего раба, албанца Бесмира, потому что империи потребовались новые воины на фронтире – Октавиан Великий не терял надежды продвинуться вперед, но пока безуспешно.

Война Новой Римской империи с Союзом показала бессмысленность враждебных действий по отношению друг к другу. И ведь даже уже никто точно не скажет, кто первым развязал бой. Естественно, имперская пропаганда говорит о том, что это на совести англичан. Но отец Роберто как-то спьяну сболтнул, что нашему Октавиану однажды взбрело в голову подчинить себе всю Ойкумену. Силы были примерно равны, мы теснили врагов, потом они перехватывали инициативу, и опять все заново. А как по-другому, если умершие солдаты тут же возвращались на поле боя, возродившись у своих надгробий?

И вот тогда-то произошел переломный момент, когда офицерам обеих армий фактически одновременно пришла в головы идея напасть на общественные кладбища. Удалось и тем, и другим, а в итоге обе страны лишились до полутысячи своих граждан навечно. Посмертие ведь такая штука, гораздо ценнее самой жизни…

Октавиан встретился с представителем их Совета, они поговорили и пришли к выводу, что таким путем к точке возврата не попасть. И раз уж неизвестные силы дали нам возможность возвращаться после смерти, быть может, это и есть высшая награда за мир в Ойкумене? Тем более что, если честно, возвращаться уже давно никто не хотел – зачем? Кое-кто и вовсе считал, что лучше быть вечно живущим рабом здесь, чем смертным богачом там, на Земле. И как раз-таки именно дар посмертия, а вовсе не призрачная надежда на возвращение в старый мир, стал тем краеугольным камнем, что сделал невозможным новый конфликт. Если бы не одно «но».

Чужаки. Люди, периодически забредающие в нашу часть мироздания откуда-то из лабиринтов Разлома. Один раз на моей памяти это был отряд азиатов, одетых как самураи из японских фильмов. Их атаку мы отразили с легкостью, но, к великому сожалению, ни одного из них нам так и не удалось захватить в плен – при первых же признаках поражения оставшиеся в живых моментально вспороли себе животы, отправившись на перерождение где-то в своей части мира.