Мне даже показалось, что его высочество наконец набрался смелости и сможет доказать, что достоин посоха, а ты опять молчишь.
— Я буду вести себя так, как считаю нужным, — резко бросил принц и встал, спугнув ворона. — По твоему, мужество состоит в том, чтобы по любому поводу закатывать скандалы и истерики? Тогда отдай посох Лисавете, и прощай. Уж она точно его достойна.
— Сядь! — прикрикнул король. Пафнутий продолжал стоять. — Сядь, кому говорю!
Наследник, по прежнему молча, отошел к окну и демонстративно отвернулся.
— Вот так всегда! — со вздохом развел руками Зиновий. — Ты можешь послушаться или не послушаться, но в любом случае ни слова возражения. Тютя ты, Пафнутий, что тебе еще сказать. А еще в короли метишь. Сядь.
— Слова пусты, — упрямо ответил Пафнутий, не оборачиваясь. — А доказывать очевидное глупо. Особенно когда тебя не слышат.
Зиновий снова вздохнул, посмотрел на птицу и хлопнул себя по плечу:
— Иди сюда, Берендей. Хоть ты меня понимаешь, раз уж с детьми так не повезло. Птица и кошка никогда не договорятся, как ни пытайся. Одно утешение — когда нибудь и мы посмеемся, наблюдая, как кошка пытается договориться с собакой и не сможет понять, отчего разговор не ладится…
Старый король, кряхтя, выбрался из кресла, положил посох поперек стола и подошел к окну, у которого продолжал стоять его строптивый сын.
— Вот что я тебе скажу, Пафнутий, — проворчал он, распахивая створки. — Коли ты хоть раз в жизни набрался смелости мне возражать, может, еще не все потеряно. Вот тебе последняя возможность доказать, что ты не трус. Сможешь проявить себя — отдам посох. Может, как нибудь управишься с этой сворой бездельников — нашими придворными. Солнце их знает, может, это и молча как то можно уладить… Вот он, посох, на столе, можешь взять себе, если сумеешь управиться хотя бы с теми, кто сейчас сюда придет. Сам заварил кашу, сам и расхлебывай. А я пойду прогуляюсь, давно мы с Берендеем ворон не гоняли…
И, подобрав свой долгополый кафтан, Зиновий принялся перелезать через подоконник.
— Отец, — негромко окликнул его Пафнутий.
— Что тебе еще?
— Тридцать локтей до земли.
— Твое это дело сопливое, сколько до земли? Жену свою учить будешь! Я сорок лет в это окно на прогулку хожу! — сварливо отозвался Зиновий и, заметив в глазах сына невысказанное изумление, снисходительно усмехнулся. — А ты что, дурень, думал, ты один такой? Вся семья у нас такая. В каждом поколении кто то один. Ты к Кондратьевым байстрюкам присмотрись, как подрастут, мало ли…
Пафнутий улыбнулся и задумчиво погладил меч.
— Опять боишься? — насмешливо поинтересовался отец.
— Думаю, — отрицательно качнул головой Пафнутий.
— О чем?
— Оружием или так?
— А какая разница?
— Ты прав. Если дойдет до драки, все равно всех придется убить..
Зиновий одобрительно кивнул, посмотрел на солнце и, раскинув руки, похожие на крылья из за широких свисающих рукавов, шагнул с подоконника. Пафнутий снова улыбнулся и посмотрел в окно. Два ворона взмыли над деревьями старого парка и куда то полетели, — видимо, гонять ворон, как и было обещано.
— Ты что, правда не знал? — раздался где то рядом знакомый насмешливый голос.
Пафнутий отрицательно покачал головой и сел за стол, положив меч на колени.
— А твои дети знают?
Пафнутий покачал головой повторно и задал встречный вопрос:
— Ты откуда знаешь?
— Да я такие вещи просто вижу. Но твой старик меня приколол.
— Чем?
— Рассуждениями про птицу, кошку и собаку. А чего он тебя дразнил насчет меча? Ты правда, когда боишься, за меч хватаешься?
— Да. |