Лаура улыбнулась в ответ, подумав: «Странно, люди всегда стремятся вставить в любой разговор какую-нибудь милую, шутливую, ничего не значащую реплику. Всем это свойственно».

– Вряд ли. Просто я на днях разговаривала с одним знакомым, и после этого разговора у меня появилось желание послушать гитару.

И это не было ложью. Недавно она услышала по радио в машине концерт для флейты и сразу же пошла и купила пластинку с записью Джеймса Гэлвея. На этот раз захотелось послушать гитару, только и всего.

Вернувшись домой, она поставила пластинку: Сеговия исполнял «Гранаду» и «Севилью». В комнате было прохладно. Солнце к этому времени перекочевало в другую часть неба, откуда солнечные лучи не могли проникнуть в комнату через крону росшего у дома платана. В этой прохладе звучала музыка. Звуки танцевали и пели; они рождали представление о ручейке, журчащем в мавританском саду, пышных, развевающихся юбках, кастаньетах, влюбленном, изливающем свои чувства в серенаде.

«Это как огонь в крови» – сказал он.

Да, так оно и было. Лаура откинулась в кресле и закрыла глаза.

Хлопнула задняя дверь. Вошел Бэд, вытирая вспотевший лоб.

– Ну и жарища! А это что за какофония, черт возьми? Ее на ступеньках было слышно.

– Мне нравится, – ответила она и, встав, нажала кнопку «стоп».

– Не нужно было этого делать. Разве я попросил выключить пластинку? Если тебе нравится, слушай на здоровье. Мне она может и не нравиться, но ты тоже как-никак живешь в этом доме.

Она тут же устыдилась.

– Да, Бог с ней. Не так это и важно. Где Том?

– Сейчас придет. Дел сегодня было по горло, какой-то сумасшедший дом. И не подумаешь – в такую-то жару. Том трудился как вол. Я ему сказал, что был бы рад заиметь еще парочку таких работников. Как Тимми?

– Неплохо. Читал, потом пришли его друзья и они играли в настольные игры. Он почти не кашлял. Я соберу на стол, пока ты будешь принимать душ.

Зазвонил телефон. Лаура подняла трубку аппарата, стоявшего на кухне. Голос, ставший знакомым, произнес ее имя.

– Лаура? Надеюсь, Тимми стало лучше?

– Да, спасибо. Маргарет?

– Ох, простите. Я нервничаю, поэтому и не назвалась сразу. Да, это Маргарет. Маргарет Кроуфильд.

Лауре показалось, что сердце у нее упало в буквальном смысле этого слова, опустилось куда-то к животу. Этот голос был подобен присутствию живого человека в ее кухне, он напоминал, что он теперь является частью этого дома и этой семьи, что он никогда и никуда не исчезнет. Господи, если бы эти люди уехали куда-нибудь.

Но голос был умоляющим, он дрожал.

– Я не вовремя? Я вас оторвала от чего-то?

– Нет, нет, ничего. Признательна вам за ваше беспокойство о Тимми.

– Мы знаем, что в этот раз было совсем плохо. Ральфу не нужно было объяснять нам, что случилось. Нам это знакомо.

– Да, – слабым голосом ответила Лаура. «Мой второй сын. Питер Кроуфильд, мой второй сын».

– Ральф сказал, что он звонил несколько раз, разговаривал с Томом. Как вы думаете… Сказать по правде, я надеялась, что Том снимет трубку. Как вы думаете… Вы не попросите его поговорить со мной? Он дома?

Лауре не нужно было спрашивать. Она и так знала, что Том не будет разговаривать с Маргарет. Проще было бы сказать, что его нет, но она не могла этого сделать.

– Я позову его, – сказала она.

Маргарет, видимо, уловила нерешительность в ее голосе и принялась торопливо объяснять:

– Мы послали ему книгу по астрономии.