Закрыв лицо руками, она заплакала. Глухие рыдания вырывались из груди, теплые слезы текли по пальцам. Она и не думала вытирать их, не пыталась сдерживать рыдания.

Две недели назад, когда она долгими часами ходила по больничным коридорам, пропахшим антисептиками, присаживалась ненадолго, а потом снова начинала мерять их шагами, у нее было куда больше причин для слез. Но тогда она сдерживала слезы. Почему же сейчас она дала им волю? Спустя некоторое время, однако, она перестала плакать, испытав облегчение и стыд.

– Подобному поведению нет оправданий, – твердо сказала она самой себе. – Поднимайся, Лаура, принимайся за дело. Видит Бог, забот у тебя предостаточно.

Утром у нее было много дел в центре: нужно было зайти в банк, к зубному врачу, в магазин – обменять свитер Тома. Занимаясь всем этим, она в конце концов оказалась неподалеку от отеля «Феникс», за углом которого находилась штаб-квартира Ральфа. Она обещала Ральфу и самой себе, что как только Тимми выпишут из больницы, она вновь будет помогать Маккензи в проведении предвыборной кампании. Решив, что сейчас самый подходящий момент выполнить это обещание, Лаура завернула за угол с сознанием, что собирается заняться благим делом. Сейчас в ней невозможно было узнать женщину, рыдавшую на лужайке прошлой ночью.

Маккензи арендовал помещение магазина. Через широкие окна было видно, что внутри кипит бурная деятельность. Она остановилась перед окном, сама не зная, почему это сделала. Потом ей пришло в голову, что Ральф, если он там, может подумать, будто она пришла повидаться с ним. Но это же было нелепо. Разве они не договаривались, что она ему поможет? Просто ей было присуще чувство гражданского долга. Десятки других женщин в городе точно так же помогают кандидатам, за которых они собираются голосовать. Маккензи был прекрасным человеком, очень обаятельным человеком. Он, не жалея, сил пытался помочь своим друзьям Кроуфильдам. Столкнувшись в результате этих попыток с Томом, он относился к нему с неизменной добротой. Вот собственно и все.

Да, если не считать того, что Маккензи восхищался матерью Тома, что его тянуло к ней. Ну и что из этого? Слава Богу, она была достаточно интересной женщиной, ею можно было восхищаться. Что из этого?

«Ты ведешь себя как школьница», – поругала она саму себя, осознав, что уже несколько минут стоит у двери. Вдруг кто-то видел, как она стоит здесь, словно не знает, как поступить? Вдруг Ральф подъедет сейчас и увидит ее? Вдруг он и в самом деле находится внутри и наблюдает за ней, удивляясь, что это с ней такое?

Она быстро пошла прочь. Сжимая в руках свитер Тома, она почти бежала, едва не упав по дороге, споткнувшись на своих высоких каблуках. Ее чувства вели себя как-то странно. «Не играй с огнем, обязательно обожжешься», – предупреждала ее тетя Сесилия. И это было правдой. Достаточно почитать газеты или посмотреть телевизор, чтобы узнать, как часто люди обжигаются. Держись подальше от этой предвыборной кампании, подальше от Ральфа Маккензи…

Напротив стоянки для машин тянулся ряд магазинов, среди которых был и магазин грампластинок, откуда доносились пронзительные голоса и ритмичный грохот музыки тинэйджеров. Лаура вспомнила, что обещала Тимми купить новые записи. Она вошла в магазин, выбрала то, что ей было нужно, и направилась было к выходу, но потом вернулась и спросила, есть ли у них записи испанской гитары.

– Кто вас интересует? Сеговия? Брим? У нас есть по нескольку пластинок с записями каждого из них, и мы можем заказать любую пластинку, какая вам нужна, если у нас ее нет. Вы ищете что-то конкретное?

– Нет, я плохо разбираюсь в гитаре.

– Зато у вас, наверное, богатейшая в стране коллекция пластинок с фортепьянной музыкой. – Продавец улыбнулся. – Уж не думаете ли вы заняться гитарой вместо рояля?

Лаура улыбнулась в ответ, подумав: «Странно, люди всегда стремятся вставить в любой разговор какую-нибудь милую, шутливую, ничего не значащую реплику.