Она никак не могла придумать, о чем заговорить, и сидела молча в старом кресле-качалке, поскрипывающем при каждом ее движении, положив руки на колени, обтянутые хлопчатобумажной юбкой цвета малины, и рассматривая ссадину на одном пальце и колечко с маленьким рубином – на другом.
Зазвонил телефон, Френсис пошел в комнату.
– Какая неприятность! – донесся до Лауры его голос. Когда он спросил: – А какая больница? – она тоже вбежала за ним в комнату.
– Нет, не ваши тетки, – успокоил он ее. – Кузина Клер разбила ногу. Они остановились у бензоколонки, и она споткнулась, выйдя из машины.
Положив трубку, он повернулся к Лауре и предоставил ей выбор:
– Это случилось в десяти минутах езды от города. Они вернулись, отвезли Клер в больницу, – папа сам наблюдал за операцией, а теперь она у нас дома. Мы с вами можем сразу вернуться в город, а можем остаться здесь и поплавать. Решайте.
– Нет, вы решайте.
– Нет, не я.
– Ну, в таком случае я предпочитаю вернуться домой.
– Да, почему же? Вы и вправду хотите вернуться?
Его притворная настойчивость раздосадовала ее и, как потерявший последнюю надежду игрок, она пошла ва-банк.
– Я-то не хочу, но вы хотите, и я не хочу оставаться здесь против вашего желания. Так что давайте уедем!
Он уставился на нее словно в шоке:
– С чего вы взяли, что я не хочу остаться?
– Вы этого не сказали. Но вы не хотите. Шок сменился угрызениями совести.
– О, Лаура… Я вовсе не думал… – Такой всегда красноречивый, он мямлил, запинался, краснел от смущения:
– Простите меня… Я не думал… не хотел… у меня просто сейчас трудные обстоятельства, о которых я размышлял. Поймите меня, пожалуйста! – Он сжал ее руку. – Давайте останемся! В холодильнике полно продуктов, а потом мы еще не плавали. О'кей?
Она кивнула, а он повторил вопрос:
– Прощен?
– Прощен.
Несчастный случай с Клер дал тему для разговора. От инъекций антибиотиков разговор перешел к состоянию – или отсутствию медицины в Индии и других экзотических странах, где побывал Френсис. Но Лаура едва слушала, не сводя взгляда с длинных загнутых ресниц Френсиса, с его темных волос, блестевших на солнце, с его загорелой шеи, выделяющейся на фоне белой хлопчатобумажной рубашки. В ее мозгу возникли несвязные картинки прошлого – Френсис с теннисной ракеткой, Френсис, читающий, опершись на руку, – и воспоминание о том дне, когда она, остановившись посреди улицы, запретила себе вспоминать о Френсисе. И вот они были вдвоем, и ее грудь переполнял восторг и какая-то смутная тревога.
– Да вы не слушаете меня, – внезапно сказал Френсис.
– Я слышала каждое слово.
– Уйдемте отсюда, а то у вас лицо загорит. Посидим под тентом, пока ленч переваривается.
Потом они плавали в холодной воде, лежали на горячем белом песке, и снова плавали. Она думала, что он обратит внимание на ее желтое бикини, но он спросил только о золотом медальончике, который блестел поверх лифчика.
– Он открывается?
Она почувствовала в этом вопросе какую-то натянутость, желание отвлечься от того, что они лежат рядом на песке, почти обнаженные. Неужели ему вправду хочется знать, открывается ли медальон?
– Да, открывается, – ответила она, – хотите посмотреть, что внутри?
И она наклонилась к нему, так, чтобы он мог взять медальон, висящий между грудей, и открыть его.
– Я! – ошеломленно вскрикнул он.
«Да, я решилась на это, – думала Лаура, – наверное, я пьяна от солнечного света». |