В середине августа приехал Френсис Элкот.

– Надо с ним повидаться, – сказала Сесилия. – Подумать только, четыре года прошло! Трудно поверить, правда, Лаура?

Да, она представляла, она помнила. Ей было стыдно вспоминать пятнадцатилетнюю девчонку, такую гордую своим повзрослением, кокетничающую своими наманикюренными ноготочками, ведущую глупый и наивный разговор, в то время как ее сердце, неистово бьющееся под бархатным платьем, готово было выскочить из груди навстречу ему.

– Мистер и миссис Элкот приглашают нас на вечер сегодня. По случаю приезда Френсиса. Будут только родственники и друзья.

– Я не пойду, – сказала Лаура, уставившись в свою тарелку.

– Почему? – изумились тетки.

– Я и родственников этих не знаю, да и самого Френсиса почти забыла! – сказала она совсем несвойственным ей раздраженным, даже капризным тоном.

– Это неудобно, Лаура. Он тебя с детства знает. И старый доктор Элкот никогда не забывает послать цветы к твоему дню рождения. Нет, Лаура, ты должна пойти.

Сесилия выглянула в окно и воскликнула.

– Смотрите, развесили японские фонарики! Как красиво! Ты повеселишься, Лаура, и сможешь обновить белое платье, а то лето уже на исходе.

Лаура не знала, как поступить: она почему-то очень боялась увидеть Френсиса, и в то же время хотела явиться ему в своем новом облике. Убедив себя, что ее страхи безосновательны, она сказала теткам, что пойдет. У себя в комнате она надела белое платье, жемчужные бусы, которые ей подарили на день рождения тетушки, и открытые красные туфельки. Посмотрев в зеркало, Лаура осталась довольна собой: она выглядела великолепно. Глаза блестели, шелковистые локоны касались плеч, платье нежно облегало грудь, а от пояса шелковая ткань падала легкими колеблющимися волнами. Лаура радостно улыбнулась от сознания своей привлекательности, непонятный страх растаял.

Они все трое прошли сквозь тот же, теперь еще расширившийся, просвет в ограде из кустарника, и Лаура услышала голоса, среди которых, как ей показалось, звучал голос Френсиса. Он действительно стоял посреди круга гостей, говорил и смеялся. Щеки Лауры запылали румянцем.

Увидев ее, он кинулся к ней с протянутыми руками, повторяя:

– Лаура! Лаура!

Все обернулись в ее сторону. Отвага и бодрость Лауры мигом испарились, и она неловко протянула ему руку.

– О нет! Пожимать руку, мне?! – И он прижал ее к себе в теплом, крепком объятии. Потом он повернул ее кругом, как будто призывая присутствующих полюбоваться девушкой:

– Эта девочка, извините, эта молодая женщина – мой друг с ее четырехлетнего возраста. Лаура, представляю вам моих кузин по линии Монмаутов, – вот Мари, Клер. Это мой дядя Дэйв, – познакомьтесь с Лаурой Пайге. А мисс Лилиан и мисс Сесилия с вами знакомы…

Все родственники были старые или взрослые, с детьми. Младшие дети бегали как кролики по лужайке; старшие скучали или уписывали мороженое за столиками.

– Возьмите тарелку, и посидим в сторонке, поболтаем, – предложил Френсис. – Я должен познакомиться с новой Лаурой; последняя, которую я знал, была подростком в бархатном платье, разыгрывающим взрослую.

– Вы помните?

– Конечно. Вы были очаровательны. Просто очаровательны. Потом я получал письма и думал:

– Теперь ей семнадцать, она уже сформировалась. Теперь – восемнадцать, она перестала расти.

– Вы рассматриваете меня как медик.

– Но это было так?

– Да, так.

– Ну, рассказывайте о себе. Вы получите степень в будущем году, а потом?

– Буду давать уроки игры на фортепьяно и совершенствоваться в музыке.