|
И главное, вокруг никого — ни слуг, ни домочадцев! Не перестаю поражаться тому, какой убогий, нищенский образ жизни вы, профессора, ведете у себя дома! Неудивительно, что вы так легко опускаетесь до вымогательства. В общем, я разлил на веранде масло и поджег его своей свечкой. Пламя разгорелось мгновенно, да так, знаете ли, весело, красиво полыхало — сначала соломенные циновки, потом многочисленные рукописи, ну и все прочее… Он, конечно, проснулся, но ненадолго. Все произошло быстро. — Окура улыбнулся, потирая пухлые ручки. — Жилые дома часто горят, так что никто и никогда не заподозрит, что это связано со мной. — Акитада внутренне содрогнулся. Он не мог вымолвить ни слова, но не сводил глаз с лица Окуры, которое уже не выражало зловещего удовлетворения. Теперь мерзавец хмурился. — А вот с Нисиокой я, кажется, оплошал. У меня закралось такое подозрение, поскольку я не услышал никаких новостей. Стало быть, этот вертлявый хорек избежал-таки своей участи? Ну и ну! — Окура состроил кислую гримасу. — Здесь, в университете, всем известно о слабости Нисиоки к орешкам. Вечно чавкает во время урока. Омерзительно слышать! Ну что ж, ладно — не получилось так не получилось! Все равно подумают на торговца орешками.
Если бы только Кобэ был здесь! — А как же вы намерены поступить со мной или, скажем, с Исикавой? Окура усмехнулся: — Исикава для меня больше не проблема. Я позаботился о том, чтобы он удрал, как только увидит, что камера не заперта и стражи нет. Денежки всегда делают свое дело. Его, разумеется, сразу же снова поймают, и тогда, что бы он ни наговаривал на кого-то, ему все равно не поверят. Я вполне уверен, что его признают виновным в убийстве Оэ. А вот что делать с вами… — Окура пригладил пальцем усики и пытливо уставился на Акитаду. — Не скрою, вы представляете собой изрядную помеху. Впрочем, у вас нет никаких доказательств, так что если уж встанет вопрос — ваше слово против моего, — то боюсь, мой дорогой Сугавара, вам не на что будет опереться. С другой стороны, я уже упоминал, что в настоящее время веду одни важные и весьма деликатные переговоры. И вот там-то вы могли бы навредить мне. Поэтому я готов сделать вам некое предложение в обмен на ваше молчание об этом деле, — он постукал по спрятанному в рукаве дневнику, — и о других делах тоже. Скажем так — двести золотых монет, поместьице с шестью крестьянскими хозяйствами и гарантированное продвижение по службе дважды в течение следующих двух лет. Как? Пойдет? Акитада едва не расхохотался. Ему предлагали взятку чудовищных размеров, особенно чудовищных при его более чем скромном достатке. А между тем он ожидал совсем другого, чего-то более драматичного — например, покушения на его жизнь. Так что предложение принять деньги в обмен на молчание разочаровало его, поскольку совсем не походило на уместную для такой истории развязку. — Разумеется, нет. — Акитада поднялся. — Вы не в том положении, чтобы диктовать условия сделок, потому что сейчас я отведу вас в полицию и предъявлю вам обвинения в убийствах. А теперь верните-ка мне дневник. — Он протянул руку. Окура смотрел на него. — Не думал, что вы так глупы. Конечно же, я не пойду с вами ни в какую полицию и дневник тоже не отдам. И пожалуйста, не забывайте, с кем вы разговариваете! Акитада схватил Окуру за рукав, но тот ловко вывернулся и вскочил. — Да как вы смеете?! — взвизгнул он. — Послушайте, Окура, вы уйдете отсюда только прямиком в полицию. Не заставляйте меня вязать вас по рукам и ногам! — И он сделал шаг к своему гостю. — Не прикасайтесь ко мне! — заорал Окура, пятясь. — Вы еще заплатите мне за это! Говорю вам, не прикасайтесь ко мне! Я нахожусь под защитой самого императора, и завтра вы серьезно пожалеете. |
