. Свет, очевидно, перевернулся вверх дном!..
И не зная, что сказать, чтобы загладить свою невольную неловкость, он замолчал.
— Мне еще много придется рассказать вам сегодня, — продолжал честный Агамемнон Рива после минутного молчания, — окончим же наше дельце…
— Какое дельце? — спросил Дюран.
— Да насчет платы за три месяца…
Купец стал было настаивать, не желая брать ничего вперед; но управитель никак не хотел согласиться на это. Он вынул из кармана горсть золотых монет, положил перед Дюраном девятьсот ливров, условленную цену, и хозяин дома волей-неволей был вынужден взять эти деньги и дать расписку в получении.
— Месье Рива, — спросил Дюран смелым голосом, — так как графиня приедет завтра, значит, вы будете свободны сегодня вечером?
— Разумеется, свободен, но к чему этот вопрос?
— Я хотел бы вас просить…
Дюран остановился.
— Просить меня? — повторил Агамемнон.
— Да… Сделать нам честь — разделить наш скромный ужин… У меня есть кое-какое старое винцо, которое, может статься, не совсем недостойно вашего внимания…
— Принимаю ваше дружеское приглашение с величайшим удовольствием, любезный Дюран… Только не готовьте для меня ничего лишнего!..
— Чем Бог послал, месье Рива, чем Бог послал…
— В котором часу?
— Когда вам угодно.
— В восемь часов можно?
— Очень хорошо… Не забудьте же…
— Будьте спокойны. До свидания, месье Дюран.
— До свидания, месье Рива!
Они пожали друг другу руки, и управитель вернулся к своей наемной карете.
У него будет жить одна из знатнейших дам Франции… Женщина, не захотевшая быть фавориткой Людовика XIV… Графиня, которая выдает дочь за испанского гранда и женит сына на венгерской княгине.
Дюран непременно понравится этой знатной даме; он не может не понравиться ей… Разве своим обращением он не походит на придворного? Графиня примет его под свое высокое покровительство и окажет ему почести! Она будет поддерживать его так долго и так сильно, что невозможно предвидеть, чем это закончится!.. Как знать, может быть, сделавшись префектом, он благодаря этому достигнет дворянства? Тогда он купит хорошенькое имение, бросит свое отвратительное имя Дюран и будет называться де ла Map, или де ла Рив, или де л'Етан. Какая чудная мечта!.. Нечего и говорить о том, что у него накупят сукна, галунов на ливреи, шелковых материй, бархата, парчи на меблировку! И с какой любовью будет он писать счета для графини, которая сама не знает, как велики ее доходы, никогда не заботится о цене, лишь бы только ей продавали все самое хорошее!..
Словом, Дюран пришел в такой восторг, что расцеловал свою горничную Манетту и сделал самое сумасбродное распоряжение для ужина «чем Бог послал».
В назначенный час Агамемнон Рива, в своем кафтане табачного цвета, приехал к Дюрану, который церемонно представил его своей жене и повел в столовую.
Стол был накрыт с несколько тяжеловесной роскошью, свойственной очень богатым мещанам, которые ценят дороговизну более, чем изящество, к дорожат серебряной посудой по ее весу. Столовое белье было самое тончайшее, хрусталь настоящий богемский, фарфор севрский. Серебро же стоило огромных денег, судя по его массивности.
Что сказать о кушаньях? Они были приготовлены чрезвычайно изысканно и в таком изобилии, что ими без труда можно было бы насытить десять человек. Восхитительный запах дичи и трюфелей приятно защекотал обоняние управителя графини в ту минуту, когда он вошел в столовую.
— Ах! Месье Дюран!. |