Почему ее тоже неотрывно тянет смотреть на него? Возможно, это пережиток ее детских привычек – непосредственное общение с братьями? Если чувство неловкости связано с этим, очень хорошо, что удалось обнаружить пробелы в своем воспитании. Придется поработать над формированием нужных качеств. И хорошо, что она может правильно размышлять обо всем – какое облегчение!
Свернувшись на койке, Иден подтянула колени к подбородку. Затем решила ослабить узел панталон на икре. Протянув под одеялом руку, она потянула за шнурок, а затем ловко закатала шелк выше колена. Подчиняясь странному желанию, Иден поддернула вверх ночную рубашку и начала рассматривать свои колени, икры, лодыжки и маленькие ступни. Ее пронзило непонятное чувство вины, и девушка быстро окинула взглядом тихую каюту – ни девичьего смеха, ни упреков классной дамы, которой подобное поведение вряд ли бы показалось приличным.
Иден упрямо сжала губы, продолжая изучать свои ноги: одна, облаченная в шелк, другая – обнаженная, как в первый день рождения. Она подняла голую ногу, повертела ею в воздухе, любуясь изящным изгибом и нежной гладкой кожей. Ничего постыдного она не ощущала.
Нахмурившись, девушка встала и достала чистые простыни, которые взяла с собой. Аккуратно расправила белую ткань на своей узкой постели.
Она почти закончила заправлять кровать, когда дверь в каюту с грохотом распахнулась. В этот момент Иден стояла на кровати на четвереньках, ягодицы четко вырисовывались под ночной рубашкой. В ужасе она повернулась, натягивая рубашку на голые ступни. Руки судорожно сжали ворот.
– Джеймс! – возмутилась Иден, увидев брата, занимающего весь дверной проем. Его лицо было веселым и красным. Покачиваясь, он криво ухмылялся – то ли виновато, то ли зловеще.
– Дене, маленькая крошка… – пробормотал он.
– Джеймс! Ты пьян!
– Нет, я просто приятно наполнен. Я пришел по-по-пощекотать тебя.
Иден соскользнула с постели, кутаясь в рубашку.
– Кажется, пора щекотать тебя, Джеймс. Как ты можешь так говорить? – в ее голосе слышалось такое искреннее разочарование, что брови Джеймса изогнулись.
– Дене, я не… не сердись на меня, – он чуть покачивался в такт морской качке. – Я ненавижу море. Но не смог позволить кому-то другому сопровождать тебя.
– Джеймс… – Иден сделала шаг вперед, но остановилась, судорожно сжимая и разжимая пальцы. – Тебе нужно лечь в постель. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Джеймс вновь закачался, дверь каюты заходила туда-сюда в такт волнам. Иден бросилась к нему и, обняв за талию, не дала брату потерять равновесие. Наверное, качка усилилась.
– Я помогу тебе добраться до каюты, – твердо сказала девушка.
Глаза Джеймса были воспаленными, почти бессмысленными – Иден ужасно хотелось дать ему пощечину. Хотя инструкции миссис Данливи рекомендовали избегать пьяных джентльменов. И ничего не было сказано о том, как дотащить пьяного джентльмена до его постели, чтобы он не успел ни потерять сознание, ни облегчить желудок, а на следующее утро пожинать еще плоды его злоупотребления спиртным.
Пальцы Джеймса вцепились в притолоку. Одной рукой Иден продолжала поддерживать его за талию, а другой начала отцеплять пальцы брата от опоры.
– О, черт побери, котенок! Ты впервые так крепко меня обнимаешь! Но я все равно боюсь отпустить этот чертов потолок!
– Джеймс! Что ты говоришь! – Иден ослабила хватку.
– Д-да! Я забыл, что ты теперь леди, – он с усмешкой глянул ей в глаза. – Простите мои выражения! Кошечка! Я хочу с-сказать, я т-та-кой идиот! Ты все еще любишь меня?
– Обопрись на меня, Джеймс, я помогу тебе, – в голосе девушки звучали гневные ноты. |