— Два года назад ты так не считал бы, — смеясь, возразила Мередит, откидываясь назад в кольце его рук.

— Я провидец, — спокойно заверил он. — Даже тогда сумел бы все понять.

Час спустя они сидели на крыльце ветхого домика. Мэтт устроился ступенькой повыше, вытянув перед собой длинные ноги. Мередит прижала колени к груди, обхватив их руками. Они больше не делали попыток узнать друг друга, потому что Мередит ждет ребенка и вскоре состоится свадьба, и вели себя просто как любая парочка, сидящая на крыльце поздней летней ночью и наслаждающаяся тишиной и покоем.

Запрокинув голову, Мередит с полузакрытыми глазами прислушалась к треску кузнечика.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил он.

— О том, что скоро будет осень, — вздохнула она, глядя на него. — Осень — мое самое любимое время года. Весну слишком перехвалили. Вечно идет дождь, и деревья еще голые после зимы. Зима обычно тянется без конца, а летом, конечно, хорошо, но уж очень однообразно. Осень совершенно иная, и никакие духи в мире не могут сравниться с запахом горящих листьев, верно?

Мередит обворожительно улыбнулась, и Мэтт подумал, что сама она благоухает куда лучше, чем все горящие листья на свете, но позволил ей продолжать:

— Осень так волнует… все меняется… словно в сумерках.

— В сумерках?

— Да, ужасно люблю сумерки, и по той же причине. В детстве я часто гуляла по подъездной дорожке в сумерки и стояла у забора, наблюдая, как мимо проносятся машины с включенными фарами. У всех было куда вернуться, чем заняться… Ночь — это только начало… — От смущения она осеклась. — Все это, должно быть, звучит невероятно глупо.

— Скорее невероятно одиноко.

— Я не была одинокой, просто мечтала. Понимаю, что у тебя создалось ужасное впечатление о моем отце в ту ночь в «Гленмуре», но на самом деле он вовсе не такой. Просто любит меня и всю жизнь пытается уберечь и дать мне все самое лучшее.

Но тут чудесное настроение Мередит внезапно рассеялось, а ужасная реальность хлынула неумолимым потоком, с силой вырывая ее из прекрасного сна.

— И за все это я собираюсь вернуться домой через несколько дней, беременная, и…

— Но мы договорились не тревожиться об этом сегодня, — перебил он.

Мередит кивнула и попыталась улыбнуться, но не могла управлять своими мыслями так легко, как, по всей видимости, он. И неожиданно она увидела своего ребенка, стоявшего в конце подъездной дорожки где-то в Чикаго и смотревшего вслед пролетающим мимо машинам. Ни семьи, ни братьев, ни сестер, ни отца. Только мать. И Мередит отнюдь не была уверена, что этого окажется достаточно.

— Если осень — твоя самая любимая вещь на свете, какая же самая нелюбимая? — спросил Мэтт, пытаясь отвлечь ее.

Мередит на мгновение задумалась:

— Елочные базары на следующий день после Рождества. Что-то есть ужасно печальное во всех этих прекрасных деревьях, которые никто не выбрал. Словно сироты, никому на свете не нужные…

Она поспешно замолчала, сообразив, о чем говорит, и постаралась поскорее отвернуться.

— Уже за полночь, — вставил Мэтт, понимая, что вечер безнадежно испорчен. — Наверное, пора спать.

Слова прозвучали так, словно он принимал как должное то, что они должны или будут спать в одной постели, и отвратительная паника внезапно охватила Мередит. Она беременна, и он собирается жениться на ней — вся ситуация казалась просто омерзительной, заставляла Мередит сгорать от стыда и сознавать, что чувство собственного достоинства навеки утеряно, и она никогда уже не сможет высоко держать голову.

Они в молчании выключили свет в гостиной и поднялись по ступенькам.