По правде сказать, у него никогда бы не хватило духа спуститься в подвал этого долбаного особняка – и не от страха: ему ль не знать, что все истории о нем – это досужая болтовня, пересуды старых сплетниц, и что бояться в этих трухлявых стенах надо только «черных вдов», пауков, гнездящихся в самых темных углах. И все же что-то такое там было разлито в воздухе, что-то мерзкое трепыхалось, и мучительная тревога вселялась в него, когда он сидел на каменных ступенях, и что-то откровенно угнетающее томило, когда он в компании толстяка посасывал из горлышка, а вокруг невидимый, но плотный дождь стучал по кронам деревьев, нависавших над ними лиственным куполом, который хранил влажный жар земли и закрывал от глаз реку, небо или огни Прогресо на другом берегу. Конечно, сесть выпивать в таком жутком месте удумал он, толстяк, который несколько дней кряду пропадал невесть где и вот, наконец, появился на улицах комплекса. Судя по всему, его сильно взгрели после того, как они в последний раз нажрались на причале до, как говорится, поросячьего визга, и толстяк не нашел дорогу домой, и охранник Сенобио обнаружил его дрыхнущим без задних ног на террасе возле бассейна – к вящему стыду бабушки и деда. Они бранили его и стыдили, и грозили отправить к отцу, но так и не сумели вызнать, где он достает бухло, – толстяк молчал, как на допросе, вынес упреки и ругань, и уже довольно скоро, как всегда это бывало, старики простили его, потому что не было у них ни сил, ни охоты призывать его к порядку, и через несколько дней все вошло в прежнюю колею, ну, или почти вошло, потому что теперь больше не получалось тырить деньги у стариков: его загулы наводили их на подозрения, да и на причале больше выпивать не получалось, потому что охранник Сенобио бродил по территории и мог накрыть их. Да и какое на фиг удовольствие теперь, когда по вечерам зарядили проливные дожди, пить на причале и вымокать до нитки? Наверно, стоит найти себе пристанище получше – вот хоть в заброшенном особняке, стоявшем на недальнем пустыре. Встречаться там часов в девять и ни о чем не беспокоиться. Кому в лоб взбредет их там искать? Может, Поло трусит? А у меня, сказал тогда толстяк, есть кое-что такое, нипочем не догадаешься, чтó именно, охренеешь, как увидишь, и это окончательно убедило Поло, у которого нервы были на пределе, но невмоготу было придумывать новые маршруты своих прогулок, чтобы как-то заполнить мертвые вечерние часы и притворяться, что это в порядке вещей и ничего тут такого нет. Так что в назначенный срок он явился и с удовольствием присосался к тяжелой квадратной бутылке выдержанного рома, которую толстяк извлек из рюкзачка, когда они наконец встретились на ступеньках крыльца. Ром пили чистяком, потому что не было денег купить содовой или хотя бы льда, но от этого он хуже не становился: ароматной жгучей сластью лился в глотку и так вздрючивал, что Поло после каждого глотка невольно обводил языком нёбо и десны, продлевая фруктовый, карамельный вкус, перебивавший табачный перегар.