Он посидел еще немного, минут двадцать, показавшихся ему бесконечными, вполуха внимая ерунде, которую молол охранник, пока не кончился этот потоп, не унялся ливень, и Поло смог уйти, не показавшись полоумным. Он взял свой велосипед, но в седло не сел, а вел его за руль, и так вот проник на примыкавший к комплексу пустырь, постаравшись остаться никем не замеченным. Пересек его и в заброшенном особняке, в углу подвала, спрятал велосипед. К этой минуте мучил его лишь дождик, крупными каплями стекавший сквозь плотные кроны. Он выкурил две сигареты, не присаживаясь на сырые ступени, бродя кругами и напевая себе под нос какую-то ерунду, вдруг пришедшую в голову, снова и снова повторяя случайные бессмысленные слова, чтобы не думать о шорохах, о глазах призраков, без сомнения, следивших за ним из тьмы, и бродил так, пока часы на экранчике телефона не показали девять. Тогда он пересек пустырь и вышел на улицу, где его ждал Франко в дедовой «Хонде». «Не испачкай сиденья, если пятна останутся, меня вздрючат», – таковы были первые слова этого остолопа. Представив себе, как бабушка – тучная, седовласая и завитая – взгромождается в чем мать родила на бледного пухлого внука и скачет на нем, и ее розовые обвислые груди трясутся, как порожние торбы, меж тем как иссохший старикашка-дед наблюдает за ними, скривившись, нехотя гоняя шкурку, – Поло высунул язык в гримасе отвращения. Толстяк вел машину умело и спокойно, но Поло все равно то и дело невольно хватался то за сиденье, то за поручень. Дождь прекратился, но каждые несколько секунд в затянутом черными тучами небе вспыхивали молнии. Толстяк оставался в темных очках, хотя уже совсем стемнело. Поло хотел было попросить снять их, чтоб взглянуть, как вмазал ему отец за дурное поведение, но потом счел, что это не ко времени. Бог с ним. И рта не раскрывал, пока не вошли в отдел скобяных изделий «Уолмарта»: надо ж было выбрать, чем вязать семейство Мароньо и затыкать им рты. Толстяк уже сложил в тележку четыре упаковки клейкой ленты, а потом – две пары черных штанов: для Поло – среднего размера, для себя – самого большого, два свитшота, тоже черных, две пары дамских чулок – самых темных, какие только нашлись, потому что в это время года в лавке не продавались ни балаклавы, ни перчатки, – два фонаря с запасными батарейками. Поло был уверен, что ленту взяли не ту. «Это не тот скотч», – тихо сказал он толстяку. «Чего это “не тот”, самый тот», – фыркнул в ответ Франко. «А я тебе говорю – не годится, надо было брать с нейлоновыми нитями». «Да какие еще, на хрен, нити, что б ты понимал в этом!» «Могу ли я вам помочь, молодые люди?» – промурлыкал гнусавый голосок у них за спиной. Обернувшись, они увидели девушку, на вид – их сверстницу, в необъятном оранжевом халате, в огромных роговых очках. «Нам нужна клейкая лента… вот эта, серая… – промямлил Поло. При виде ее желтых зубов с брекетами им стало не по себе. —Ну, скотч, с такими вроде нитями», – попытался объяснить он. «А-а! – воскликнула девушка, – вам нужен скотч для похищений», – и она наклонилась к самой нижней полке. Толстяк истерически засмеялся, и Поло пришлось толкнуть его локтем в бок и наступить на ногу. «Вот то, что вы ищете», – сказала продавщица с никелированной улыбкой. Дождавшись, когда она достанет четыре рулона, они наконец двинулись расплачиваться. Толстяк, так и не снявший темных очков, выложил покупки и прибавил к ним еще две упаковки презервативов, лежавших у кассы рядом с журналами и шоколадками. |