Иргизов, идя следом за Каюмовым, недовольно заметил:

— Мы только и говорим о прорыве. Но надо остановить их на подходе — во что бы то ни стало. Неужели при такой плотности артиллерийского огня — девяносто стволов на каждый километр — не сможем их утопить в огне?

— Все будет зависеть от нас, Иргизов. Станем на смерть — значит остановим.

Едва они поднялись к роще, из нее, отряхивая коленки, вышел радист.

— Товарищ капитан, полковник Морозов приказывает отправить все четыре «студебеккера» на подвоз боеприпасов. Говорит, через час вернутся.

— Позавтракаешь тут, — пробурчал Акмурад. — Ну-ка, быстро, товарищи, разгружайте машины.

Артиллеристы понесли к орудиям ящики со снарядами. Вскоре порожние машины двинулись по склону вниз.

— Быстрей, быстрей! — прокричал капитан Каюмов вслед, и с опаской посмотрел в небо: — Вот диалектика! Стоит сделать доброе дело, как тут же является зло. Ну, откуда она — словно специально поджидала!

Из-за горизонта, надрывно гудя, выплыла фашистская «рама». Деловито прошлась над высотами. Иргизов с досадой сплюнул:

— Сейчас саданут по «студерам».

— Хуже будет, если эта двухбрюхая сука успела увидеть — откуда выехала «студера», — с опаской сказал Акмурад. — Если засекла нас — жди, сейчас начнет бомбить.

«Рама» однако прошла на Поныри. Вскоре в мглистом утреннем небе появились советские истребители. Сразу четыре звена. «Рама» вернулась назад и скрылась за линией фронта.

— Что же зенитчики-то молчали, словно воды в рот набрали?! — сердито сказал Супрунов. — Могли бы пришить ее на такой высоте. Прикажите им, товарищ капитан, по рации.

— Ты вот что, сержант, — посоветовал капитан Каюмов. — Поперед батьки в пекло не лезь — это раз. А во-вторых, — бери нож и открывай тушенку. Хлеб, заодно, не забудь нарезать.

Артиллеристы завтракали у орудий и смотрели в сторону линии фронта — там продолжала греметь канонада, но все пространство от горизонта до высот пустовало: ни танков, ни пехоты. Одиночная машина появилась далеко под буграми. Иргизов поднес к глазам бинокль.

— Медсанбатская — с красным крестом. Наверное, кого-то из командиров ранило.

— Знаете что, товарищи, — опасливо произнес Супрунов. — По-моему, все-таки передовая пятится к нам. Когда начало рассветать — дым был гораздо дальше, а сейчас… Даже пахнет свежим порохом.

Небо вновь заполнилось монотонным, вибрирующим гулом моторов. Артиллеристы встали, чтобы разглядеть — что там — и увидели: со стороны фронта весь горизонт закрыт черными крыльями «юнкерсов» и «мессершмиттов». Воздушная армада прошла высоко над равниной и приступила «к работе» за высотами, в районе движения резервных войск. «Юнкерсы», словно огромные тяжелые грифы, сваливались на крыло, и, пикируя, сбрасывали бомбы. Их было около шестидесяти, меченых черной свастикой. Двенадцать из них — целая эскадрилья — вдруг отделилась и приступила к бомбардировке высот.

— Братцы, что же такое творится? — закричал, чуть не плача, сержант Супрунов. — Ведь они же обвели наших вокруг пальца! Они выпустили «раму», чтобы поднять в воздух наши истребители. Теперь, когда наши сожгли бензин и сели — прилетели эти сволочи и безнаказанно хозяйничают в небе!

— Не ори, сержант! Чего орешь-то? — внушительно одернул Супрунова кто-то из артиллеристов.