-  Нехорошо, уважаемый, - укоризненно сказал Одиссею Лаодам. - Ты нарушаешь наши обычаи. Мой папа может сильно на тебя обидеться.

    Короче, еле-еле уговорили они Одиссея спуститься с верхушки колонны и отвели его обратно в пиршественный зал.

    -  Агамемнон, Гектор, Аякс, - в отчаянии закричал царь Итаки, - помогите!

    Но за гомоном пьяных голосов его никто из героев не услышал, и Навсикая, прижав голову Одиссея к своей чудовищной груди, пустилась в пляс.

    Впрочем, грудь у дочери Алконавта была ничего. Грудь Одиссею понравилась, поскольку по своим размерам она втрое превышала зад Пенелопы.

    “Второй раз жениться, что ли?” - мелькнула было у Одиссея безумная мысль, но он наступил этой мысли на горло еще в самом зародыше.

    А дворец феакийского царя неистово затрясся, словно его брала штурмом дюжина индийских слонов.

    Как Одиссей выжил после танца с дочерью Алконавта, так и осталось для него загадкой. Не исключено, что в события на земле очень вовремя вмешались боги, не позволив чудовищным грудям Навсикаи задушить царя Итаки. Хотя тот был в принципе и не против. Такая смерть ему казалось приятной и весьма достойной.

    Но разве могли боги позволить Одиссею погибнуть в эротическом экстазе, когда он еще не выполнил до конца возложенную ими на него миссию?

    После неистового танца главного гостя с дочерью царя (здорово повредившего фундамент дворца) взял в руки кифару присутствовавший на пиру знаменитый певец Демодок. Славился Демодок своими чувственными глубокими песнями на всю Аттику Часто певец гастролировал по Греции и, как болтали злые языки, был невероятно богат и тщеславен.

    Запел Демодок своим прекрасным голосом, зажурчала в его руках звонкая кифара. Задумались герои, отставив в сторону свои кубки.

    Я человек из воды, Я враг земли и огня, - пел юноша…

    Я человек из волны,

    Ты не догонишь меня

    Я - человек-прибой,

    На берег грудью лечь,

    Но я и с ним и с тобой,

    Чтоб снова вас уберечь

    Я человек из глубин,

    Я тот, что снился тебе

    В страшных предутренних снах

    Гребнем на мутной волне

    Горько зарыдал пьяный Аякс, сын Оилея, поскольку понял он, что никогда ему не создать столь прекрасных строк, как бы он ни старался.

    Смолк последний аккорд кифары, утих прекрасный голос Демодока. Раздались в зале восторженные возгласы присутствующих. Величественно поклонился царю певец, и пир был продолжен.

    Наступил вечер.

    Тут уже Одиссей забеспокоился всерьез, поскольку Алконавт решил оставить их у себя на ночлег, наверняка по наущению дочери своей Навсикаи.

    -  Гектор, Аякс, - тихо позвал Одиссей героев, жестом предлагая им выйти из пиршественного зала и переговорить во дворе.

    Гектор с Аяксом удивились, но просьбу царя Итаки выполнили, не спеша покинув праздник.

    -  В чем дело? - добродушно спросил Аякс, хищно косясь на бьющий совсем рядом винный фонтан.

    -  Боюсь, что нам придется тут заночевать, - сказал Одиссей.

    -  Вот и прекрасно, - обрадовался Гектор, - а то мы с пьяных глаз вместо Итаки чего доброго снова к циклопам заплывем.

    -  Да не в этом дело, - тряхнул головой Одиссей, - ко мне в покои наверняка ночью заявится Навсикая.