-  Ну, мы ждем! - раздраженно напомнила Гера. “Эх, была не была”, - подумал юноша и так ответил богиням:

    -  О прекраснейшие из бессмертных женщин, ослеплен я вашей тройной красотой и не в силах сейчас ответить, кто из вас прекрасней. Приходите завтра утром, за ночь я решу, кому из вас отдать золотое яблоко.

    Поняв тонкий намек юноши, богини дружно ухмыльнулись.

    Особенно хитрая ухмылка была на лице Афродиты.

    -  Хорошо, - кивнула Гера. - Так и поступим. И они исчезли.

    -  Давай руку. - Гермес помог Парису выбраться из канавы.

    Юноша, ломая папоротники и слегка прихрамывая, осторожно вылез на ровное место.

    -  Да, парень, - покачал головой вестник богов, - вижу, ты крупно попал. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Впрочем, кто знает?

    Сказав это, Гермес перекинул через плечо тяжелые сандалии и, беззаботно посвистывая, направился в глубь леса.

    И вот решающая ночь настала.

    Судьба всей Греции была сейчас в руках юного Париса, но мало кто об этом знал (имеются в виду смертные).

    Первой дремавшего у костра на лугу Париса посетила Афина.

    Чувствительно ткнув тупым концом копья юношу в бок, она разбудила его и сразу перешла к делу.

    -  Настоятельно советую тебе, смертный, отдать золотое яблоко мне, - дерзко заявила богиня.

    Парис, жуя соломинку, нагло посмотрел на загорелые бедра длинноногой, словно серна, богини.

    -  А что мне, интересно, за это будет? - развязно поинтересовался он. Афина усмехнулась:

    -  Я дарую тебе военную славу и великие победы. Ты станешь самым могучим воином за все времена существования Греции. Ты будешь сильнее и доблестнее самого Геракла. Непобедимый и неуязвимый в бою, во славе и всеобщем почете закончишь ты свою героическую жизнь, о которой будут слагаться легенды.

    Парис задумался.

    Жизнь, только что описанная Афиной, была очень заманчива: боевая слава, победы, взятые города, скованные цепями, стоящие на коленях враги.

    Неплохо.

    Очень неплохо.

    Но все же не то.

    Не этого желал в своей жизни не склонный к суете юноша. Вся эта толкотня, кровь, предсмертные хрипы, звон сталкивающегося оружия, к чему ему это?

    За каким таким сатиром он должен будет поджигать города, гнаться с безумным лицом за каким-то там эфиопом, управлять боевой колесницей, протирать окровавленное лезвие своего меча?

    М-да.

    Вот если бы Афина предложила ему с ней переспать, тогда другое дело - он без колебаний отдал бы золотое яблоко ей. Но, к сожалению, это было исключено: Парис знал, что воительница Афина - вечная девственница и что, предложи он ей сейчас поразвлечься, она тут же, особо не раздумывая, оторвет ему голову и, пожалуй, будет права.

    -  Хорошо, я подумаю над твоим предложением, - сказал Парис, с упоением почесывая пятку, - и утром объявлю о своем решении.

    Афина ничего не сказала юноше, но, прежде чем растаять в воздухе, посмотрела на него таким взглядом, что бедный Парис даже на секунду засомневался: а не послать ли всех этих Сатаровых баб к праматери Гее, а самому попросить политического убежища в царстве Аида? Скажем, за чисто символическую плату - чинить время от времени протекающую лодку Харона.

    Не успел Парис снова поудобнее устроиться у огня, дабы вздремнуть, как к нему явилась Гера, выйдя прямо из пылающего костра.