— Будьте теперь гостем у меня, — сказала Амалия, приглашая меня сесть рядом с нею на софу.

Ты можешь себе представить, что в присутствии очаровательной женщины, выказывавшей ко мне сначала сухость и холодность, но ставшей теперь самой любезностью и приветливостью, я чувствовал себя не по себе. Я собирался быть изыскано любезным, рассыпать перед нею все перлы моего красноречия и приготовился уже блеснуть остроумной выходкой, когда графиня устремила на меня такой взгляд, что я невольно замолчал. Она взяла меня за руку и спросила: «Находите ли вы меня красивой?» Едва хотел я ей ответить, она продолжала: «Я не жду комплиментов: они показались бы мне в эту минуту противными. Достаточно, если вы мне ответите только «да» или «нет». «Да», — ответил я тогда, и я хорошо знал, как прозвучало это «да!» по тому волнению, которое охватило меня. «Могли ли бы вы полюбить меня?» — продолжала спрашивать меня графиня, и по ее взгляду я понял, что и теперь от меня ждут простого «да» или «нет». Черт возьми! У меня не холодная кровь, у меня не рыбий темперамент, и я воскликнул снова: «Да!» — и прижал руку, которую она все еще держала в моей руке, к губам и поцеловал ее несколько раз, что вместе с этим «да» должно было уничтожить в ней все сомнения в искренности моего чувства, исходившего из глубины сердца.

— В таком случае, — вскричала графиня, вся просияв от радости, — спасите меня от моей судьбы, которая ежедневно, ежечасно грозит мне мучительной смертью. Вы чужеземец; вы едете в Италию… Я поеду с вами… Увезите меня от моего врага… Спасите меня второй раз…

Как молния промелькнула у меня мысль, как неразумно поддался я минутному увлечению пробудившейся во мне чувствительности. Я вздрогнул; но графиня, казалось, не заметила этого и продолжала уже спокойнее:

— Я не хочу скрывать от вас, что все мое существо принадлежит другому, и что я рассчитываю на вполне бескорыстную доблесть, какую только можно себе представить. Но точно так же я не хочу умолчать о том, что при известных обстоятельствах я могу вознаградить вас высшей наградой любви, и я щедро отблагодарю вас. А именно, если того, кого я ношу в моем сердце с самого детства, нет более в живых, то… Вы понимаете, что я, прежде чем выговорить эти слова, должна была изучить всю мою душу, и что мое решение вызвано не мимолетным впечатлением одной ужасной минуты. Кроме того, я знаю, что вы и ваш друг нашли сходство между отношениями обитателей нашего замка и отношениями действующих лиц одной ужасной трагедии. Действительно, тут есть нечто; странное, роковое.

Ради всего святого, что хотела сказать этим графиня? Какой ответ мог дать я ей? Графиня сама вывела меня из нерешительности. Она мне сказала уже совершенно спокойно:

— Пока довольно. Оставьте меня одну. Об остальном переговорим после в более удобное время.

Молча поцеловал я руку графини и направился в двери. Графиня побежала за мной, бросилась мне на шею, как будто в порыве отчаяния и любви; я ощутил горячие поцелуи на губах, и она воскликнула тоном, перевернувшим мое сердце: «Спаси меня!»

Почти без сознания, обуреваемый самыми разнородными чувствами, я чувствовал себя не в силах тотчас присоединиться к вам. Я спустился в парк. Я чувствовал себя так, как будто испытал высшее счастье любви; мне казалось, что я должен был, не раздумывая, пожертвовать собою, сделать все, о чем просила графиня, пока я не успокоился несколько и не увидел все безумие этого опасного предприятия. Ты заметил, конечно, что граф Франц прежде, чем нам расстаться, отвел меня в сторону и говорил со мной по секрету. Он дал мне понять, что он заметил склонность, которую чувствует ко мне графиня.

— Ваша наружность и ваши манеры, — сказал он мне при этом, — внушают мне полное к вам доверие, почему я решаюсь вам сказать, что я догадываюсь более, чем вы это думаете.