Изменить размер шрифта - +

         Забуду ль я тот дивный час,

         Когда внезапно, в первый раз,

         Смущенный, стал я перед ней?

         Огнем полуденных лучей

         Сверкало небо… под окном —

         Полузакрытая плющом

         Сидела девушка… слегка

         Пылала смуглая щека,

         Касаясь мраморной руки…

         И вдоль зардевшейся щеки

         На пальцы тонкие волной

         Ложился локон золотой.

         И взор задумчивый едва

         Блуждал… склонялась голова…

         Тревожной, страстной тишиной

         Дышали томные черты…

         Нет! ты не видывал такой

         Неотразимой красоты!

         Я с ней сошелся… Я молчу…

         Я не могу, я не хочу

         Болтать о том, как я тогда

         Был счастлив… Знай же – никогда,

         Пока я не расстался с ней —

         Не ведал я спокойных дней…

         Но страсть узнал я, злую страсть..

         Узнал томительную власть

         Души надменной, молодой

         Над пылкой, преданной душой.

         Обнявшись дружно, целый год

         Стремились жадно мы вперед,

         Как облака перед грозой…

         Не признавали мы преград – —

         И даже к радости былой

         Не возвращались мы назад…

         Нет! торжествуя без конца,

         Мы сами жгли любовь и жизнь —

         И наши гордые сердца

         Не знали робких укоризн…

         Но все ж я был ее рабом —

         Ее щитом, ее мечом…

         Ее рабом я был! Она

         Была свободна, как волна.

         И мне казалось, что меня

         Она не любит… О, как я

         Тогда страдал! Но вот – идем

         Мы летним вечером – вдвоем

         Среди темнеющих полей…

         Идем мы… клики журавлей

         Внезапно падают с небес —

         И рдеет и трепещет лес…

         Мне так отрадно… так легко…

         Я счастлив… счастлив я вполне…

         И так блаженно-глубоко

         Вздыхает грудь… И нет во мне

         Сомнений… оба мы полны

         Такой стыдливой тишины!

         Но дух ее был смел и жив

         И беспокойно горделив:

         Взойдет – бывало – в древний храм

         И, наклонясь к немым плитам,

         Так страстно плачет… а потом

         Надменно встанет – и тогда

         Ее глаза таким огнем

         Горят, как будто никогда

         Их луч и гордый и живой

         Не отуманился слезой.

Быстрый переход