Я позвал дона Хуана на помощь. Один раз я даже взвыл в полный голос,
но дон Хуан не двинулся. Он продолжал искоса смотреть на меня, как если бы
ему не хотелось повернуть голову, чтобы взглянуть на меня прямо. Я сделал
шаг к нему, но вместо того, чтобы двигаться вперед, я качнулся назад и
упал на стену. Я знал, что столкнулся с ней спиной, но она не ощутилась
твердой: я был погружен в мягкую губкообразную субстанцию, - это была
стена. Мои руки были расставлены в стороны, и медленно все мое тело,
казалось, тонуло в стене. Я мог только смотреть вперед, в комнату. Дон
Хуан все еще смотрел на меня, но он не сделал никаких попыток помочь мне.
Я сделал сверхусилие, чтобы выдернуть свое тело из стены, но оно лишь
тонуло все глубже и глубже. В неописуемом ужасе я чувствовал, что
губкообразная стена смыкается на моем лице. Я попытался закрыть глаза, но
они не закрывались.
Я не помню, что еще случилось. Внезапно дон Хуан оказался передо
мной, мы были в соседней комнате. Я видел его стол и горячую глиняную
печь. Уголком глаза я различил ограду за домом. Я все еще мог видеть очень
ясно. Дон Хуан принес керосиновую лампу и повесил ее в центре комнаты. Я
попытался посмотреть в другую сторону, но мои глаза смотрели только
вперед. Я не мог ни различить, ни почувствовать ни одну из частей своего
тела. Мое дыхание было неощутимо. Но мысли мои были исключительно ясными.
Я ясно сознавал все, что происходило передо мной. Дон Хуан подошел ко мне,
и моя ясность мысли закончилась. Что-то, казалось, остановилось во мне,
мыслей больше не было.
Я увидел, что дон Хуан подходит ко мне и ненавидел его. Я хотел
разорвать его на части. Я мог бы убить его тогда, но не мог двинуться.
Сначала я чувствовал неясное давление на голову, но оно также исчезло.
Оставалась еще одна вещь - всепоглощающая злоба на дона Хуана. Я видел его
всего в каких-то нескольких дюймах от себя. Я хотел рвать его. Я
чувствовал, что рычу. Что-то во мне начало содрогаться.
Я услышал, что дон Хуан говорит со мной. Его голос был мягким и
успокаивающим, и я чувствовал бесконечное удовольствие. Он подошел еще
ближе и стал читать испанскую колыбельную:
"леди св. Анна, почему дитя плачет? Из-за яблока, что оно потеряло. Я
дам тебе одно. Я дам тебе два. Одно для ребенка, одно - для тебя".
Теплота охватила меня. Это была теплота сердца и чувств. Слова дона
Хуана были далеким эхом. Они поднимали далекие воспоминания детства.
Ненависть, которую я перед тем чувствовал, исчезла. Неприязнь
сменилась на притягивающую радостную любовь к дону Хуану. Он сказал, что я
должен стараться не спать, что у меня нет больше тела, и я могу
превратиться во что угодно, во что захочу. Он отступил назад. Мои глаза
были на нормальном уровне, как если бы я стал рядом с ним. Он вытянул руки
перед собой и велел мне войти в них. |