В городе царила полная анархия, происходила борьба между мэрами и
Центральным комитетом; мэры тщетно пытались примириться с ним, а Центральный
комитет еще не был уверен, вся ли объединенная национальная гвардия за него,
и по-прежнему требовал только муниципальных свобод. Первая стрельба по
мирной манифестации на Вандомской площади и кровь нескольких жертв,
обагрившая мостовую, вызвали в городе панику - народ содрогнулся от ужаса. И
в то время как торжествующее восстание окончательно захватило все
министерства и государственные учреждения, Версаль трепетал от злобы и
страха, правительство спешило собрать достаточное количество войск, чтобы
отбить предстоящее нападение. Спешно были вызваны лучшие части Северной и
Луарской армий; в какие-нибудь десять дней под Версалем собрали около
восьмидесяти тысяч человек и почувствовали опять уверенность в своих силах
настолько, что уже 2 апреля две дивизии открыли военные действия и отняли у
федератов Пюто и Курбвуа.
Только на следующий день перед Морисом, выступившим со своим батальоном
против Версаля, возникло, среди лихорадочных воспоминаний, грустное лицо
Жана, кричавшего ему: "До свидания!" Атака версальцев ошеломила и возмутила
'национальную гвардию. Три колонны, тысяч пятьдесят человек, ринулись с утра
через Буживаль и Медон, чтобы захватить монархическое Собрание и убийцу
Тьера. Это была та стремительная вылазка, которой так пламенно требовали во
время осады, и Морис, размышляя, где он увидит Жана, решил, что верней всего
среди убитых на поле боя. Но парижане потерпели поражение; батальон Мориса
только подходил к плоскогорью Бержер, по дороге в Рюэль, как вдруг в ряды
бойцов попали снаряды с Мон-Валерьена. Все остолбенели; одни считали, что
форт занят их товарищами, другие рассказывали, будто комендант обязался не
стрелять. Бойцами овладел безумный страх; батальоны обратились в бегство,
вернулись в Париж, а головная часть колонны, захваченная обходным движением
генерала Винуа, погибла в Рюэле.
Избежав бойни, еще трепеща после сражения, Морис чувствовал одну лишь
ненависть к так называемому правительству порядка и законности, которое
терпит поражение при каждой стычке с пруссаками и находит в себе мужество
только для побед над Парижем. А немецкие армии все еще стоят здесь, от
Сен-Дени до Шарантона, тешатся прекрасным зрелищем гибели целого народа! И
мрачно настроенный, жаждавший разрушения Морис одобрял первые насильственные
мероприятия: возведение баррикад, преграждающих улицы и площади, арест
заложников - архиепископа, священников, бывших чиновников. Уже с обеих
сторон начались жестокости: версальцы расстреливали пленных, парижане
объявили, что за каждого расстрелянного сторонника Коммуны они расстреляют
трех заложников. И последние остатки благоразумия, еще оставшиеся у Мориса
после стольких потрясений и разгрома, унес ветер ярости, который дул
отовсюду. Коммуна казалась Морису мстительницей за весь пережитый позор,
избавительницей, принесшей каленое железо, очистительный огонь. |