|
Это было еще до ханжества. Все уставились на меня, и стало мне странно: я размышлял, а она не размышляла! Но, видимо, мне понравилось это состояние радостной глупости, потому что буквально через урок я подпрыгнул с дурацким вопросом об энтропии Вселенной, даже не с вопросом, а так. Анна Яковлевна на меня посмотрела и ничего не сказала, но это был взгляд! Только я понял смысл его да еще Маринка. В тот день после уроков она сказала, что рада, что в какие-то моменты я могу быть глупее, чем есть. А то трудно со мной, сказала. Может быть, действительно выставлялся, а теперь притворяюсь скромнягой и выжидаю, пока позовут, и сам того не сознаю?
5
Потом мы заговорили о жизни. — И куда бы это с тоски податься? — зевая, сказал Борька. Он любил тосковать и делал это с удовольствием. — Лично у меня, — сказал я, — такое чувство, что мы прогуливаем. Противненько как-то. — Не только у тебя, — заметил Борька. — У тетки Дуни точно такое же чувство. Она в эти отгулы не верит. — Мои тоже не верят, — сказал я. — Они с Мантиссой уже общались. — И что она за нас взялась? — буркнул Борька. — Мешаем мы ей, наверно, — ответил я. — Ребята, помните, — без всякой связи с разговором перебил меня Шурка, — какую мы подводную лодку соорудили? У нее еще был атомный двигатель, ведро с мазутом. Мы его каждый раз поджигали. — Еще бы, помним, — мрачно сказал Борька. — Хозяин автомобиля в конце концов нашелся… Моя мать шестьдесят рублей заплатила. Повеселились законно. Мы помолчали, переваривая эту давнюю историю. — А знаете, почему все так складывается? — сказал вдруг Борька. — Старая она. Мантисса. Ей тишины хочется, а мы шумим. Ей что от нас нужно? Ляг на диванчик, накрой пузо газеткой и дыши. И чтоб тихо. Обязательно чтоб тихо, иначе никакой не будет организации. — Да какая она старуха? — сказал я. — Мой отец постарше. — Ну и что? — ответил мне Борька. — Сделай твоего отца классной дамой — то же самое будет. — Ты его не знаешь, — сказал я. И мы опять замолчали. — Бежать, — сделал вывод Борька. — Кстати, послезавтра контрраб по физике. Удочки смотать было бы весьма кстати. — Куда бежать-то? — Шурик задал самый практический вопрос. — Остров, что ли, открыть какой-нибудь? — Остров — это дело, — сказал Борька. — Чтобы озеро в центре и лес чтобы рос базальтовый… — Бальзовый, — поправил Шурик. — Ну пускай. И какие-нибудь странные растения. Понастроили бы мы себе домов… — А остров необитаемый? — спросил я. — Можно и так, — ответил Шурик. — А можно — пусть там живут аборигены, человек восемьсот-девятьсот. — Смуглокожие девушки… — Борька потянулся. — Никаких девушек, — возразил я, вспомнив о Маринке. — И вообще — ничего лишнего. Несколько фабрик, два-три завода… — Без фабрик нельзя, — поддакнул мне Шурик. — Идите вы! — сказал Борька. — Можно ведь искусственно задержать развитие цивилизации. Аристократическая рабовладельческая республика меня больше устраивает, чем ваша островная индустрия. Пусть будет по типу Спарты… — Ну, и остался ты без магнитофона, — мне стало смешно, — поскольку аборигены без фабрики тебе даже метра ленты не произведут. |
