Аттракционом заправляла теперь негритянская язва Полина. Что она понимает в настоящих мужских играх? Валера осознал, что подойти и попроситься на сеанс он не может. Ну почему Счастье смотался? Он бы с ним нормально договорился, всё бы объяснил. А Полине... Нет, он ни за что не признается этой мартышке, кем он себя видит и с кем желает сразиться. Обсмеёт ведь, зараза. Или скажет что-нибудь такое – как кислотой в глаза плеснёт, до того девка ядовитая. После её слов жизнь долго не в радость. Ишь, улыбается, жмёт на педали, щёлкает шоколадными пальцами по кнопкам. Разводит таких же лохов – вот они с удвоенным фанатизмом возле неё и крутятся. А это не бордель – там же, в этом симуляторе, если Репник не врёт, если Счастье не гонит, если Доляновский не брешет – там жизнь, там адреналин, там суровая радость. А тут эта губошлёпка жопой крутит. Какая профанация! Ну кого только набрала Арина Леонидовна!..

И в то же время можно просто взять да и сказать: запиши, Полина, – и все дела. Скажи, какого числа и во сколько, а уж я тогда и сформулирую, какого бойца себе выбрал. Да, вот так и сказать. Запишет, никуда не денется. Валера уже готов был на поступок. Его и Полину разделяло несколько шагов.

Которые он так и не сделал. Не сделал. Проклиная себя за трусость и вялость, Валера развернулся и отправился восвояси. Да. Придётся отложить до следующей смены. Ничего. Он придёт специально пораньше. Он всё сделает.

Поэт Антошка, уже весь приличный, с чистыми причёсанными кудрями, в костюме с галстуком-бабочкой сидящий за столиком в баре, смеющийся и безобидный, вызывал у Валеры стойкую неприязнь. Если бы не он, если бы не его отлов – да, Валера бы уже давно свершил задуманное и больше не парился! К списку виновников в своей неудаче Валера добавил это эфемерное существо. Пунктом вторым. Навсегда.

Шли дни. Валера не решался подойти и заказать себе бой в симуляторе. Обслуживал ли этот аппарат Счастье или та же Полинка. Чем дольше он оттягивал момент, тем стыднее и неудобнее ему становилось. Просто подойти и попроситься. Нет. Нет, не получалось. Нет.

Валера подумывал о паранойе, вёл даже разговоры сам с собой, приводя аргументы за и против. Понял, что сойдёт с ума, – и тогда честно отказался от этой такой неважной, такой ничего не значащей, в сущности, затеи.

И ему даже полегчало. Полегчало, причём значительно, правда! Валера перестал заходить в автоматные залы. А если и приходилось по работе, то он старался отключить там все свои мысли, все эмоции. И даже слух со зрением – чтобы не видеть и не слышать того, что происходит с теми, кто был или будет там осчастливлен.

С Лилей он тоже перестал разговаривать на эту тему. И вместо того, чтобы после зарплаты, как он и обещал, порадовать девочку посещением заветного развлекательного места, порадовал её поездкой на выходные в загородный пансионат с аквапарком, караоке и другими достойными радостями жизни.

Ему и самому эта затея с поездкой понравилась. Он скатывался с горок в облаке брызг, трясся в бурлящих ваннах, валялся на турецких подушках и курил кальян, аплодировал поющей в микрофон подруге жизни, скручивал пальцы в фигу и показывал её своему рабочему месту, работодателям и клиентам. Нормальная жизнь выигрывала с большим преимуществом. Поэтому пусть ему платят деньги все эти господа ненормальные – за то, что он этих самых ненормальных бережёт и охраняет. А развлекают и радуют пускай его нормальные, нормальные! Развлечения пусть будут простые, хорошие, человеческие! Так в жизни и должно быть. В этом заключалась её простая правда. Даже у Арины Леонидовны и её ядовитой вольнонаёмной Полинки не нашлось бы адекватных аргументов, чтобы оспорить это.