Я пытался увиливать, но тогда она начала говорить по‑другому: «Роберт, мне кажется, что вы недостаточно добросовестно относитесь к своим служебным обязанностям». И стала на собраниях делать мне небольшие замечания – совсем пустячные, даже пожаловаться не на что, – зато постоянно: «Роберт, я полагаю, что вам здесь не обойтись без моей помощи: загляните ко мне после работы». Или «Роберт, почему бы вам не заехать ко мне домой: я полагаю, что то‑то и то‑то нам нужно обсудить вместе». Это было… это было просто ужасно! Мой… ну, в общем, друг, с которым мы жили вместе… Ну, вы сами должны понимать, в какой переплет я попал.
– Но почему вы на нее не пожаловались?
Элай захохотал.
– Шутить изволите? Да она практически член семьи Гарвина!
– И вы решили просто…
Элай пожал плечами.
– В конце концов друг, с которым мы живем, получил здесь работу, и я просто переехал сюда вместе с ним.
– Не хотите ли вы написать сейчас заявление с жалобой на Мередит?
– Даже говорить об этом нечего.
– Понимаете, – сказал Сандерс, – единственная причина, почему она имеет возможность отравлять людям жизнь, в том, что на нее никто не жалуется.
Элай оттолкнулся от раковины.
– У меня в жизни и без того хватает проблем. – Он пошел было к выходу, но на полпути остановился и, повернувшись к Сандерсу, сказал: – Да, и хочу сказать напоследок: мне нечего сказать о Мередит Джонсон. Если меня будут спрашивать, я отвечу, что наши рабочие отношения складывались безукоризненно. А вас я никогда в жизни не видел.
* * *
– Мередит Джонсон? Ну, конечно, я ее помню! – воскликнул Ричард Джексон. – Я с ней больше года работал.
Сандерс сидел в рабочем кабинете Джексона на втором этаже здания фирмы «Алдус», расположенного на южной стороне Пайонир‑сквер. Джексон – симпатичный тридцатилетний мужчина с добродушными манерами бывшего спортсмена – работал менеджером по сбыту. Его кабинет был уютным, хотя и был весь заставлен коробками с дискетами программных разработок фирмы: Интел‑лидроу, Фрихэнд, Супер Пэйнт и Пейджмейкер.
– Прелестная, очаровательная женщина, – продолжал хозяин кабинета. – Умница. Работа с ней была сплошным праздником.
– Интересно, а почему же вы тогда ушли? – спросил Сандерс.
– А потому, что мне предложили эту работу. И я никогда об этом не жалел: прекрасная работа, прекрасная компания. Я здесь набрался порядком опыта…
– И это единственная причина вашего ухода?
Джексон засмеялся.
– А, вы интересуетесь, не липла ли ко мне Мередит? – спросил он. – Ха, что за вопрос? Католик ли папа римский? Богат ли Билл Гейтс? Конечно, она ко мне липла. Я нее даже прозвище было – Пожирательница Мужиков!
– Имеет ли это отношение к вашему увольнению?
– Нет‑нет, – сказал Джексон. – Мередит никому прохода не давала. В этом отношении она сторонник равноправия. Она за всеми приударяла. Когда я только появился в Купертино, она как раз давала шороху этом маленькому педику, как его там… Совсем бедняжку затерроризировала. Он уже не знал, куда от нее деваться. Верите, при ее виде он начинал дрожать, как осиновый лист!
– А как вы?
– Я тогда был холост, только начинал работать, – пожал плечами Джексон. – А она была такая клевая… Нет, у меня все было нормально.
– И никогда никаких осложнений?
– Никогда. Мередит была просто роскошной женщиной. Шлюха, конечно, но нельзя же требовать сразу всего! А она очень интеллектуальная, очень красивая баба. |