Никаких социальных выплат в наше время не дождаться, дожить до пенсии могут лишь самые крепкие из крепких – или те, кто просиживает штаны в казенном кресле.
Было и еще одно дело, уже сугубо мое. По дороге в контору по ту сторону врат я сделал вид, будто заблудился, и прошел чуть дальше. Туда, где очень давно помещались боксы для танков.
Боксы растащили на кирпичи, танки пустили на переплавку, а, может, продали кому-нибудь в качестве тракторов, но памятное место оставалось нетронутым. Насколько я сумел разглядеть с полусотни метров. Да и кому надо там копать? Кабели проходили далеко в стороне, а на клад никто не рассчитывал. Не водятся клады в местах постоянной дислокации воинских частей.
Начальник, к которому я попал, может, сотрудник по работе с персоналом, может, какой менеджер или директор по чему-то там, лениво взял мой старый паспорт и прочие документы, почти не взглянув на них, забарабанил по клаве и уставился на монитор.
Полноватое лицо кабинетного деятеля лучилось непробиваемым самодовольством. Высокомерие в нем тоже имелось. Еще бы – кто он, и кто я!
В процессе чтения отношение клерка несколько изменилось. Нет, самодовольство никуда не делось, однако несколько раз хозяин отдельного кабинета взглянул на меня с неприкрытым любопытством.
– Очень хорошо, – улыбнулся он. Не столько мне, сколько себе. – Признаться, начало и середина вашей, так сказать, биографии внушают уважение. Такие люди нам нужны. Но почему вы бросили работу?
– По семейным обстоятельствам, – коротко ответил я.
Не объяснять же, что однажды после поездки пришел домой и превратился в персонажа популярной в прошлом серии анекдотов. «Возвращается муж из командировки»…
– Это ладно, – махнул рукой наниматель. Мой ответ его просто не интересовал. – Талант не пропьешь.
– Я, в общем-то, и не пью.
– Здоровый образ жизни – хорошо.
– Зато помирать здоровым будет обидно.
Клерк (или все-таки – директор?) засмеялся, словно никогда не слышал заезженной шутки.
Но вот его взгляд скользнул по монитору дальше, и выражение глаз стало другим.
– Вы что, не…?
– Да. В смысле – нет.
– Но в постановлении правительства ясно указано – это касается всех.
– В России строгость законов значительно смягчается необязательностью их исполнения. Так говаривали в старину.
– Считаете себя шибко умным? – Кажется, деятель просто не понял фразы.
– Нет. Просто не люблю, когда меня принимают за идиота.
– Положим, в чем-то они правы, – не уточняя, кого имеет в виду, пробормотал наниматель.
Кажется, несостоявшийся.
Так оно и вышло.
– Закон очень строг. Понимаете, я не имею права принимать человека, не прошедшего через процедуру. Штраф настолько велик, что… – Не найдя слов, полнолицый развел руками. Будто показывал его размер в купюрах. Даже – в пачках купюр.
– Очень жаль. – Руками я разводить не стал, а пожал плечами. – Что ж, простите за отнятое время.
– Послушайте. Вы ведь можете немедленно отправиться в ближайшую больницу. Программа государственная, потому все оплачивается из бюджета. Три дня реабилитации – и мы вас сможем принять. Ладно, накинем еще пару дней. Скажем, вы можете позвонить нам до следующего понедельника. Если место еще будет, мы вас примем.
– Благодарю. До свидания!
Вернее было бы сказать: «Прощайте», но тут дело в элементарной ответной вежливости. Раз уж мне пошли навстречу в меру скромных сил, стоит ли хлопать дверью?
Обратный путь занял гораздо меньше времени. |